Адам Онлайн 4. Новые люди

Лагно Максим Александрович

«Держи ладонь раскрытой», – посоветовала Марьям.

Как волшебник, я протянул руку, из которой бил конус красного света. В дрожащем от жара воздухе над моей ладонью проступили контуры предмета: неровного треугольника.

Контуры быстро заполнились крошечными точками, между ними протянулись нитевидные структуры. Их стало так много, что предмет сделался непрозрачны и плотным. Свечение коннектора погасло – чёрный треугольник тяжело упал мне в ладонь.

Одна его кромка была толстой, сантиметров в пять, а вторая ужималась до неразличимой

линии, которая размазывалась в воздухе. Конечно, настоящий молекулярный резак был сложнее, чем этот осколок материи, больше похожий на орудие труда древнего человека. Зато этот резак я создал «своими руками» в буквальном значении выражения.

Возле квадратиков интерфейса, появилась быстро тающая шкала. Она не подписана, но я уверен, что это «Время распада».

Обхватив пальцами толстую кромку, опасаясь прикоснуться к тонкой, я разрезал пласты липучки, опутывающие тело Нейли. Молекулярное лезвие прошло сквозь застывшую массу, как призрак, без всякого сопротивления.

Я успел срезать достаточно, чтобы можно было высвободиться. Шкала исчезла, а треугольный резак рассыпался в серую пыль. Просочившись сквозь пальцы, она разметалась по ветру.

Отплёвываясь и отдирая с шеи остатки липучки, Нейля вскочила на ноги:

– Эта тварь мне в лицо попала, я не вижу одним глазом! Что с ним?

Левая часть её лица покрылась нежно-розовой плёнкой регенерирующей кожи. Под ней что-то пульсировало и расходилось волнами, после которых плёнка становилась толще. Левый глаз не то, чтобы исчез, но выглядел как отвратительный серо-розовый муляж: без зрачка и ресниц. Сгоревшие волосы на левой стороне черепа регенерировали, отрастая в виде толстых, серых червей. Некоторые из них уже разделились на тоненькие трубочки, а те в свою очередь распадались на ниточки волос.

– Повязку бы тебе на глаз, – сказал я. – Как у пирата.

Последний лох

#

Легко отталкиваясь ногами от мокрой грязи или замёрзшего снега, мы стремительно бежали по пустырю, удаляясь от растерзанного здания лаборатории.

Была ночь, но я отчётливо видел, как под нашими ногами мелькали сухие ветки, облепленные льдом камни или древний мусор: сплющенные пластиковые бутылки, железки и бесчисленные пакеты, заполненные доисторической трухой.

Я и Нейля бежали с одинаковой скоростью, совершая одинаковые прыжки с кочки на кочку. Как пояснила Марьям, у синтезанов разного пола одинаковые не только рост – сто восемьдесят восемь сантиметров, – но и масса оргмата, затраченного на производство тела.

– Общество топит за гендерное равноправие? – спросила Нейля. – Жаль. Я надеялась, что мой злой оригинал установил жёсткий матриархат.

«Нерелевантно. Тела синтезанов изготовлены по единому внутреннему шаблону, разница лишь в оформлении внешнего слоя оргмата. Для Леонарма он взят из генетической информации, зашитой в уникальный идентификатор».

– То

есть нельзя создать синтезана, не похожего на человека? – спросил я.

«Какого именно?»

– Ну, я не знаю, например, орков или людей с лисьими ушами и хвостом?

Чёрт знает, откуда у меня в мыслях возникли орки и лисолюды. Может, от того, что в Адамке – это самые популярные скины?

«На текущей стадии развития технологии изменение внешнего оформления регулируется рамками человекоподобного тела».

Мы добежали до высокого холма, на вершине которого торчали стволы невероятно унылых и голых деревьев. Скорость бега замедлилась, вдобавок ноги увязли в жидкой земле и талой воде, катившейся с вершины.

– Марьям, – сказала Нейля. – Но в моём бинарном массиве не было никакого генетического кода. Когда снимали копию моего сознания, этого ещё не умели делать.

«Я воссоздала твою оболочку из Адам Онлайн».

Мы карабкались по холму, превосходя в скорости человека, оснащённого ускоряющим экзоскелетом и мышечными имплантами. Чего скромничать, наши тела – сплошной имплант.

При этом дыхание не учащалось, с нами вообще не происходило ничего такого, что выдавало бы напряжение мышц. Пусть и искусственных.

Но примерно на середине холма подступило чувство слабости. Я несколько раз поскользнулся на грязи, а Нейля неудачно перепрыгнула через бетонный обломок, упав на колено.

С каждым шагом и прыжком вверх по холму, слабость становилась сильнее.

– Мы… мы устали? – спросил я.

«У связей оргмата есть лимит усиленной работы, – ответила Марьям. – После его превышения появляются ошибки. Рост количества ошибок подаётся в бинарный массив в виде ощущения усталости».

– И какой лимит?

«Данные по этой теме не полные. Известно лишь, что на частоту ошибок влияет совокупность всех итераций: чем их больше, тем меньше ошибок».

– Тогда, – сказала Нейля, – кто последний добежит до дерева, тот – лох.

И с необычайно резвостью оторвалась от меня сразу на десяток метров. То прозрачность, то ускорение! Стыдно признать, но столетняя женщина разобралась в интерфейсе лучше меня, хотя во мне сидел ментор, который создан именно для того, чтобы учить нубов!

Я попытался нагнать её. Наращивая скорость, попал носком в какую-то яму, споткнулся и упал. Пришлось вцепиться в землю пальцами, чтобы не укатиться к подножию холма.

А Нейля, добежала до дерева. Зрение синтезана позволяло увидеть, что победительница показала мне средний палец.

– Ладно, молодец, – проворчал я.

Поднявшись на ноги, побрёл вверх.

#

Вершина холма оказалась ровной площадкой, заваленной снегом. Его подтаивание создавало ручьи грязи, стекавшие по склонам. Вообще, холм был скорее искусственным отвалом, за которым метров через пятьсот пустырь заканчивался высокой бетонной стеной, отрезавшей дистрикт от этой свалки.