Адам Смит
Шрифт:
Далее. Предмет политической экономии еще не выделился в середине XVIII века из сферы общественных наук в целом. Да Смит и не стремился его выделить. Напротив, он сознательно рассматривал свою политическую экономию как элемент обширной системы взглядом на общество в целом. Он ввел в бой для подкрепления своих экономических идей обширный арсенал философских и исторических знаний. Смит писал не только о производстве и распределении, но об обществе и государстве. В «Богатстве народов» есть интересные мысли и сведения о росте городов в средние века и о развитии военного дела, об университетах и церкви, о великих географических открытиях и истории денег.
Это характерно
Адам Смит был крупным ученым-историком [49] . Историческая часть «Богатства народов» значительна не столько содержащейся в ней фактической информацией, сколько методологией, подходом автора к историческому процессу. Он близко подходил к материалистическому объяснению истории, искал причины важнейших исторических событий в развитии хозяйства и отношений между основными классами общества. Между тем не только до, но и после Смита история очень часто писалась как перечисление деяний королей и полководцев.
49
В одном из советских учебных пособий по истории политической экономии говорится между прочим, что Смит и Рикардо «были равнодушны к истории и мало знали ее» («История экономической мысли», ч. 1-я, под ред. И. Д. — Удальцова и Ф. Я. Полянского. Издательство МГУ, 1961, стр. 392). Это в общем справедливо в отношении Рикардо, но совершенно неверно в отношении Смита.
И наконец, последнее. Даже такая широта представлялась Смиту недостаточной. Он, видимо, лелеял еще более грандиозный план — совершенно фантастический с точки зрения нашего времени, но в крайнем случае только очень смелый для своей эпохи. Речь шла о том, чтобы создать глобальную, всеобъемлющую теорию человека и общества.
В его воображении этот труд, очевидно, состоял из трех частей. Смит полагал, что в «Теории нравственных чувств» он исследовал мир морали, мир человеческих чувств и мотивов действий человека.
Вторая часть — «Богатство народов» — посвящалась обществу, в основном его экономическому базису. Как уже говорилось, Смит считал эту часть своего труда незаконченной и намеревался дополнить ее специальной работой о государстве и праве, хотя многие свои политические и правовые идеи он изложил в «Богатстве народов». Следы этой работы сохранились также в глазговских лекциях 1763 года.
В третьей части Смит собирался дать ни больше ни меньше, как историю и теорию культуры, в основном науки, и искусства. Сохранились лишь скудные следы этой последней работы Смита, которой он занимался всю жизнь, отчасти параллельно с «Богатством народов». В 1767 году с третьим изданием «Теории нравственных чувств» он опубликовал любопытное эссе «О происхождении языков».
16 апреля 1773 года, перед тем как выехать из Керколди в Лондон с завершенной (как ему казалось) рукописью «Богатства народов» и расстроенным здоровьем (степень расстройства Смит также преувеличивал), он пишет Юму:
«Поскольку я поручил вам заботы обо всем моем литературном наследстве, я должен сказать вам, что, кроме тех бумаг, которые я везу с собой, у меня нет ничего заслуживающего публикации. Исключение составляет фрагмент большого труда, содержащий историю астрономических систем, которые последовательно были в ходу вплоть до времен Декарта… Эту небольшую работу вы найдете в тонкой тетрадке формата фолио, в
Жизнь сложилась так, что не Юму пришлось выполнять последнюю волю Смита, а Смит похоронил своего друга через три года.
В 1790 году, незадолго до смерти, Смит потребовал от профессоров Блэка и Хаттона, которых он назначил своими литературными душеприказчиками, чтобы они при нем сожгли в камине все его бумаги, кроме немногих отобранных им самим рукописей.
Блэк и Хаттон несколько раз уклонялись от выполнения этого печального долга. Но за неделю до смерти Смит специально послал за ними для этой цели, и они были вынуждены повиноваться.
В 1795 году душеприказчики опубликовали томик под заглавием «Опыты Адама Смита по философским вопросам». Помимо работы об истории астрономии, о которой Смит писал в 1773 году, туда вошли небольшие очерки по истории античной науки, любопытный трактат по теории искусства и еще кое-какие мелочи.
Следует ли думать, что были сожжены какие-то документы и материалы, важные для науки или хотя бы с точки зрения более глубокого познания личности и характера Смита? Едва ли.
Изданные Блэком и Хаттоном фрагменты, как и все написанное Смитом, исполнены эрудиции, тонкой наблюдательности и здравого смысла. Но этим и ограничивается их ценность. Возможно, что уничтоженные бумаги показали бы Смита еще более эрудированным, наблюдательным и здравомыслящим человеком, чем мы можем судить по его опубликованным сочинениям. Это почти ничего не меняет.
Нет также, оснований полагать, что погибли какие-либо значительные личные бумаги. Как я уже писал, нет ни малейшего намека на то, что Смит когда-либо вел дневник. Как по своему духовному складу, так и по антипатии к письму, он был к этому крайне мало склонен. Правда, профессор Скотт, обнаруживший ряд важных для смитоведения документов, рассказывает, что, как он слышал, через руки какого-то антиквара в 20-х годах нашего столетия прошла якобы рукопись дневника, который Смит вел в годы своего пребывания во Франции. Выходит, что дневник не только был, но и уцелел от сожжения. Но это более всего похоже на легенду. Никаких следов этого дневника с тех пор не обнаружилось.
Нам остается только гадать, почему же Смит так настойчиво добивался уничтожения своих бумаг. Думается, ключ к объяснению этого лежит в самом характере Смита — в его скромности и скрытности, отвращении к публичности, огласке, сенсации. Он добивался педантичной четкости в своем литературном наследстве и хотел, чтобы в руки публики попало лишь то, что он сам считал пригодным для печати.
Итак, Адам Смит вновь и вновь выступает перед нами как человек большой интеллектуальной сложности и многогранности. Но с дистанции двух столетий ясно, что главная его заявка на славу — глубокий анализ экономических основ буржуазного общества.
Посмотрим на лучшие с этой точки зрения страницы «Богатства народов».
Восьмая глава первой книги, носящая заглавие «О заработной плате», начинается так:
«Продукт труда составляет естественное вознаграждение, или заработную плату, за труд.
В том первобытном состоянии общества, которое предшествует присвоению земли в частную собственность и накоплению капитала, весь продукт труда принадлежит работнику. Ведь нет ни землевладельца, ни хозяина, с которыми бы ему приходилось делиться.