Аделка Звончекова
Шрифт:
— Можете не разуваться, я давно уже не делал у себя уборку.
Но стул спокойно разулся. Он знал, что все носки у него целые, без дырок.
Может быть, вы думаете, что ничего такого не было, что я просто выпил слишком много малинового лимонада на дне рождения у Мартушки? — Вы ошибаетесь. Я точно помню, что стул ушел от меня поздно ночью, когда трамваи уже не ходили. Но он благополучно добрался до своего дома. Когда через неделю я снова увидал его, он стоял на своем месте как ни в чем не бывало.
А вы говорите — лимонад. Да я его терпеть
Старая печь
Каникулы я проводил у бабушки в деревне. Давно это было, но у меня осталось немало воспоминаний о том времени. Хотя, пожалуй, не так уж и много. Все стеклянные шарики я проиграл, рогатка потерялась, а у старого мяча спустила камера.
Остался на память только шрам на лбу, да бабушкины житейские премудрости:
«Не так страшен черт, как его малюют».
«Пахта девять болезней лечит».
«Своя ноша не тянет».
«Добрый совет дороже золота».
Однажды кто-то посоветовал бабушке установить в доме центральное отопление. Бабушка позвала меня помогать мастерам. Я с удовольствием согласился, хотя помощник из меня не ахти какой.
Скоро центральное отопление было готово.
Все говорили бабушке:
— Пользуйтесь на здоровье!
— Ну что уж, ладно уж… — кивала бабушка.
Я видел что она чем-то недовольна.
— Ты чем недовольна, бабушка? — спросил я вечером.
— Всем я довольна. А только жалко мне.
— Чего жалко?
— Старую печь жалко.
— Ее пора снести, — сказал я.
— Я ведь привыкла зимой сидеть у печи.
— А теперь будешь сидеть у радиатора.
— Оно-то верно… А только печь, она никому не мешает.
— Да ни к чему она! — твердил я своё.
Бабушка не стала со мной спорить. Погладила печь по старой привычке, и мы пошли спать.
Я лег в свою постель у печи, укрылся старой тяжелой периной. Чего-то мне недоставало.
«Какой темный вечер! — подумал я. — И какая тишина! Чего-то мне недостает».
— Спишь? — спросила меня вдруг печь.
— Да, сплю…
И я вспомнил, чего мне так недоставало: потрескивания огня и красных язычков пламени, которыми печь переговаривалась со мной, пока я не засыпал.
Всё
Отправляясь в путешествие, люди берут с собой багаж. Когда им надоест таскаться с багажом, они сдают его в камеру хранения. Это очень удобно: всего за одну крону можно избавиться от тяжести.
Я иду по вокзалу. Впереди меня шагает мужчина в черном костюме и девочка в белом. Мы останавливаемся перед окошком камеры хранения.
Мужчина в черном сдает свой черный чемодан, приемщица наклеивает на него ярлык с черным номером.
— Теперь ты, — говорит мужчина в черном и берется за игрушечный картонный чемоданчик девочки.
— Нет! — мотает головой девочка.
— Зачем
— Это мое, — девочка прижимает к себе чемоданчик.
Я стою и жду.
— Не хочу!
За мной стоит женщина с тринадцатью сумками.
— Не дам!
За женщиной с тринадцатью сумками стоят семь туристов-альпинистов с семью рюкзаками.
— Я не могу!
За семью туристами-альпинистами стоит толстая дама с огромным чемоданом, с прической башней. И сама она тоже похожа на башню.
— Нет!
За женщиной-башней стоит мужчина с барабаном.
— Отдаст или не отдаст? — любопытствует очередь.
— Смотри, мы ведь тоже сдаем, — уговаривает очередь девочку в белом. — Он тебя подождет. Ничего с ним не случится.
— Да ты не бойся. Ты знаешь, что у меня в чемодане? — говорит женщина-башня, но тут же спохватывается.
— Да что вы с ней возитесь? — бубнит мужчина.
Мужчина в черном отнимает у девочки чемоданчик, приемщица наклеивает на него ярлык. Мужчина в черном уходит с плачущей девочкой.
— Ты будешь нести букет, — утешает он ее.
«Что бы могло быть в таком чемоданчике?» — думаю я. Приемщица наклеивает ярлычок на мой багаж, и я ухожу.
— Осторожно! Не надо толкаться! Этот малыш — картонный, — говорит толстая сумка.
— Такой уж у меня объем, — бубнит барабан.
— Каждый должен стоять за самого себя, — откликаются тринадцать сумок и начинают пересчитывать самих себя: первая, вторая, третья, четвертая, пятая…
Один деликатный чемодан тоже хочет что-то сказать, но не может: у него рот на замке.
— Мы, спортсмены, ко всему привычные! — заявляют рюкзаки. — Мы всё несем, всё вынесем.
— А ты что несешь? — спрашивают они у чемоданчика.
— Всё, — робко отвечает он.
Рюкзаки — народ добродушный, хоть и выглядят грубовато. Зато они многое повидали на своем веку: и трудности, и упорство, и настоящую красоту — всё это есть в горах. В рюкзаках тоже есть всё, что нужно человеку, когда ему приходится рассчитывать на самого себя. Поэтому ответ чемоданчика их не удивляет. Втянув животы, они стоят прямо, чтобы не придавить его.
А чемоданчик совсем оробел. Он ведь привык к нежному обращению. Девочка в белом всегда знает, как ему нужно стоять, на каком боку лежать. А здесь никого это не волнует, и всё в нем смешалось.
Я прихожу на вокзал, и опять впереди меня шагает мужчина в черном с девочкой в белом. Мне некогда долго ждать, поэтому я их обгоняю.
В камере хранения мне выдают картонный чемоданчик.
— Извините, это ошибка, — говорю я. — У меня был большой чемодан.
— Хорошенькое дело! — смеется приемщица. — Этак каждый может сказать: «Давайте мне чемодан побольше!» А я выдаю по номеру на квитанции.