Адепт
Шрифт:
— Вась, ну ты опять всё испортил. Сара, сидеть.
— А чего я… Я ничего…
Укоряющий женский голос раздался слегка позади, а затем меня крепко обняли. Гадать кто это, я не стал — не узнать речь родной матери невозможно, сколько бы времени не прошло. И пусть её объятья вместо ожидаемой теплоты принесли чудовищный холод, я не посмел даже немного дёрнуться, наоборот полностью расслабляясь и слегка откидываясь назад.
— Как?
— Хе, спрашивает он. Смекалистый потому что у тебя батя, а смекалочка нужна везде — хоть в армии, хоть
— Время, Вась. Ты сам-то хоть как, Марк?
— Да я… Да потихоньку… Хожу там, бунтующую нежить истребляю…
Голос у меня стал глухим, и начал слегка дрожать. И холод тут был вовсе ни при чём.
— Вот такую?
Ехидный голос брата прозвучал со слегка металлическими нотками. Сам он при этом поменял свой облик: кожа лица сильно посерела, глаза стали чёрными, с красными угольками вместо зрачков, а на пальцах выросли чудовищные когти вместо ногтей. Вылитый вурдалак, за одним нюансом…
— Не настолько мелкую.
— Э!
— Не сильно хоть припахали? А то вон вижу твоего надзирателя, — отец мотнул головой в сторону стены огня, за которой проглядывался как две капли воды похожий на меня силуэт, объятый тенями, — и не нравится он мне совсем. Негативный тип, я таких за версту чую.
Я ухмыльнулся, при этом разглядывая метаморфозу мужчины. Лицо его скрыла безликая костяная маска с прорезями для глаз, вместо комбинезона появился чёрный плащ, скрывающий тело и спереди и сзади, на голове возникла такого же цвета шляпа, а в руке — карабин.
Насколько я знал, из всей нежити заигрывать с подобием огнестрельного оружия любили только жнецы.
— Пап, учитывая, что паразиты очень многое берут именно от своих хозяев, звучат твои слова так себе.
— А как по мне, многое становится на свои… — Глухой удар. — Да батя, хватит!
Огня становилось всё больше. Он уже поглотил всё кроме детской площадки, потихоньку начиная пожирать и декоративный заборчик. Сара, которая стала очень похожа на призываемых мною призраков, тревожно повела головой и заскулила.
— Сейчас пойдём, дорогая… Марк.
Объятья на секунду стали крепче, а затем костяные руки разжали свою хватку. Я не стал оборачиваться, просто чтобы хотя бы в моих воспоминаниях осталась мамина лукавая улыбка, а не голый череп лича.
— Помни, мы всегда будем рядом с тобой…
— Хе, ну теперь-то точно.
—…И на твоей стороне, несмотря ни на что. Ни на что, Марк.
— Мам, я не совсем…
Мои слова заглушил рёв пламени и собачий лай. Мир вокруг исчез…
И возник вновь, принимая форму до боли знакомой комнаты с серым навесным потолком. За приоткрытым окном барабанил дождь, и через него внутрь проникал свежий влажный воздух.
Находясь в каком-то ошалелом состоянии, я сел на кровати и глянул на часы — четыре утра. На мне была мятая форма, в которой я вчера и уснул, а сам я дрожал, словно промёрз до костей.
Марк, что это было?
—…
Нет ответа. Я бы
Серьёзно… Какого дьявола?..
***
В душе непрерывным потоком лилась горячая вода. Пар застилал внутреннее пространство ванной комнаты целиком, полностью скрывая за собой обнажённое тело Рины, что стояла, прислонившись лбом к керамической плитке.
У девушки было то самое муторное состояние, когда после напряжённого дня проводишь ночь без сна, понимая, что впереди тебя ждёт ещё один насыщенный день. Но контрастный душ, вроде как, потихоньку приводил мысли в порядок — а задуматься дампирше было над чем.
Лёгкий скрежет поворачиваемого крана. Вода из горячей становится почти ледяной, вызывая у Рины целый табун мурашек — но девушка почти не обращает на них внимания, поскольку её сильно мучает целых два вопроса.
Какого хрена она натворила вчера? И что делать теперь?
Прошедшую стычку с бандитами Рина помнила детально, пусть и произошло всё за секунды. Взгляд в окно — увиденная сцена открытых домогательств, где трое придурков, не боясь никого и ничего, явно собирались разложить девчонку прямо у дороги — резкий всплеск дикой ярости от подобной картины — приказ Антону остановиться, и, собственно, расправа.
— Дерьмо!
Мощный удар кулаком по плитке, вызывающий острую боль в костяшках пальцев.
Нет, никаких угрызений совести по поводу трёх смертей Рина не испытывала. Она просто не могла видеть в подобных тварях людей, или любых других разумных, таким образом категорически отказываясь ставить себя на один уровень с ними.
И вследствие этого, никаких морально-этических вопросов о ценности жизни и о её праве выносить смертные приговоры у девушки не возникало. Она абсолютно не сомневалась в том, что подонки заслуживали такую участь.
Но её безрассудство. Её импульсивность, что могла вызвать чуть ли не кровавую пелену перед глазами и вымести из головы все лишние мысли, оставляя только одно желание — убить врага. Эти черты характера Рина в себе ненавидела, прекрасно понимая, что проблем они приносят множество, как ей, так и окружающим.
Быстрое движение рукой — кран из крайне правого резко принял крайне левое положение, а пар вновь начал заполонять ванную.
Вот что ей со всем этим делать? Медитациями заняться? Уйти на года в горы, живя жизнью отшельника и ища внутреннюю гармонию? Так она спрашивала мать об этом и многое прочитала о физиологии своего вида — не поможет. Если не повезло, и цепочка генов у дампира выстроилась определённым образом, то состояние берсерка так или иначе будет преследовать его всю жизнь. Это состояние можно — и нужно — пытаться подавлять, и Рина умеет это делать, но в один прекрасный момент у неё в голове всё равно может щёлкнуть переключатель, сметающий начисто любые установки и барьеры.