Адептус Астартес: Омнибус. Том II
Шрифт:
— Богохульство, — изумлённо фыркнул один из Львов. — Богохульства и лжи оказалось достаточно, чтобы им поверили люди, уставшие, что их молитвы остаются без ответа.
Остальные кивнули. Я подумал насколько это верно. Император бессмертен и бесконечно могуч. Но он — не бог. А люди в счастливом невежестве поклонялись ему, как божеству. Конечно, ложные боги не отвечают на молитвы. Насколько же соблазнительным может показаться для далёких от Терры сект и общин поиск иных ответов, пока Император молчит.
— Вы спросите — где были защитники
— Аполлион, — снова говорил молодой Лев. — Так звали инквизитора, который молил нас о помощи, молил, чтобы мы помогли сокрушить нечестивую ложь, когда он терпел поражение за поражением.
Смотревший на пламя вожак прайда поддержал Джехану. Я увидел искорки воспоминаний в его глазах:
— Имперский флот блокировал планету, но им некого было высадить на поверхность. Поэтому из-за неудач Аполлиона мы десантировались в полном составе. Нас были сотни, реклюзиарх. Мы обрушили священный огонь, святое оружие и истинную веру на мир, который забыл все эти три добродетели.
— Началась резня, — продолжал Джехану.
— Что они могли противопоставить нам? — произнёс Лев по имени Ашаки. — Они — простые люди, последовавшие за ложными пророками. Мы сокрушили их.
— Всех, — усмехнулся Джехану. — Всех вооружённых мужчин и женщин.
Снова заговорил Экене:
— Мы подавили восстание за считанные недели. На Кхаттаре не осталось ни одной армии, даже ополчения. Не осталось ни одного священника. Покончив с сопротивлением, мы вернулись на корабли. Какой бы ереси на взгляд других не придерживалось беззащитное население — это уже не было делом болтеров и клинков.
Джехану неприятно рассмеялся:
— Столь сильно мы верили нашим союзникам.
— Как после любой зачистки, — продолжил Дубаку, — мы решили, что настало время проповедников Кредо, которые поведут заблудшую паству назад к просвещению.
Экене начал чистить болтер. Потом отложил в сторону и снова посмотрел на пламя костра:
— У нас ушло несколько дней, чтобы починить технику, почтить мёртвых и подготовиться к отлёту. Внизу на планете работали мелки сошки Аполлиона, оценивая, насколько далеко отклонились от истинного пути восемь миллиардов людей. Едва мы покинули орбиту, как флагман инквизитора открыл огонь. К нему присоединились корабли Имперского флота, обстреливая города и крупные населённые пункты.
— Мы наблюдали за тем, — произнёс Ашаки, — как бомбили мир, который мы только что очистили кровью от порчи. Вместе с городами сгорела наша честь. Все наши усилия оказались напрасны.
Я молчал, ожидая, что скажут остальные.
— Повелители ордена потребовали прекратить обстрел и объясниться, — Ашаки плюнул в пламя костра. — Аполлион заявил, что всё население погрязло
— Час спустя, — подхватил Джехану, — города Кхаттара превратились в пыль.
Я медленно вздохнул, подбирая слова:
— Возможно, его вывод был правильным. Абсолютно ясно, что ересь пустила корни на Кхаттаре. Вполне вероятно, что она проросла так глубоко, как и утверждал инквизитор.
Львы рассвирепели. Я мог бы сказать, что они хотели дать выход гневу, но шлем-череп, который я носил, остановил их порыв. Как и то, что я способен убить любого из них, даже не сбив дыхание.
Первым ответил Ашаки:
— Вы утверждаете, что он сумел проверить на ересь несколько миллиардов людей за считанные дни?
— Нет. Я утверждаю только то, что могу за один удар сердца увидеть порчу в умах смертных, а человек ранга Аполлиона может позволить себе не рисковать.
— Вы на его стороне? — прорычал Экене.
Слова, которые я вспомнил в тот миг, были словами Мордреда. Я мог просто открыть рот и повторить их, как если бы наставник был ещё жив и говорил мне, что думать и кого убивать.
Когда наказывают виновных — всегда гибнут и невинные. Разве не так? По каким добродетелям мы судим о морали? Жизнь. Долг. Необходимость. Мы скорбим о невинных, которые лежат в братских могилах с виновными, и идём дальше. Империум вырос на крови мучеников.
Ничего из этого я не сказал, хотя всё было верно и вполне достаточно. Дубаку воспринял моё молчание, как неуважение.
— Вы считаете, что его можно оправдать? — почти прорычал Лев. — Можно оправдать убийство миллиардов мужчин, женщин и детей только из-за вероятности порчи? И нам надлежало проигнорировать произошедшее?
До Хельсрича я бы точно ответил — да. Но не теперь. Баланс. Баланс между гневом и мудростью. Я смотрел на вожака прайда и по-прежнему молчал. Он вспомнил с кем разговаривал и склонил голову в едва заметном извинении.
— Смири злость, Экене, здесь она бессмысленна. Аполлион действовал в рамках своих полномочий. Он поступил так же, как поступают многие инквизиторы. Он совершил то, что совершили бы многие магистры орденов. Но это не мудро, правильно или добродетельно. Это просто случилось.
— Он хотел замести следы какой-то нечестивой тайны, — возразил Джехану, и братья кивнули соглашаясь. — История попахивает желанием скрыть какую-то серьёзную ошибку, разве не так?
— Возможно. Но почему он вызвал орден космических десантников, если хотел скрыть что-то важное? В этом случае получается, что Аполлион всего-навсего поспешивший глупец, для которого жизнь не значит почти ничего. Это прискорбная истина, и нам предстоит с ней жить. Едва ли он первый человек, который получил огромную власть и оказался испорчен ею.