Адептус Астартес: Омнибус. Том II
Шрифт:
Дверь апотекариона с визгом открылась, и в мгновение ока внутри оказался Никз, которого сопровождал Леенхарт. Тило стоял возле операционного стола, а рядом с ним, обхватив одной рукой апотекария за плечи, был Гессарт. Его лицо было похоже на восковое, а тело облепляли повязки и куски высохшей антисептической пены.
— Ты жив, — прорычал Никз, яростно глядя на Тило.
— Он спас меня, — прохрипел Гессарт.
Тило промолчал.
Саймон Джоветт
Честь
— Апотекарий! — протрещал голос в шлеме Корпа, потом его смыла волна помех. Корп остановился. Скрип, издаваемый сочленениями доспеха десантника, прекратился, словно броня, которую не чистили с момента высадки на Антиллис-4, была благодарна за минутную передышку. Скалистое нагорье, где разбили свой лагерь Мстящие Сыны, было устлано плотью, костями и керамитом.
Корп повертел головой, пытаясь поймать сигнал. Ветер поменял направление, принеся с собой мерзостные энергии, выпущенные на свободу воинами Хаоса, и теперь каждая передача нарушалась морем помех. Последняя передача отделения скаутов, сопровождавших вторую роту Мстящих Сынов на Антиллисе-4, полностью утонула в потоке треска и помех. Вот уже тридцать часов от скаутов ничего не слышно. Каждый оставшийся в живых десантник уже вознес молитву Императору за упокой их душ.
Хлопья бледно-серого пепла вихрем закружились вокруг возобновившего шаг апотекария. Останки населения Антиллиса забивались во все щели доспеха десантников и залепляли визор. Корп автоматически провел ладонью по глазным пластинам, счищая прилипшую к ним мягкую, жирную грязь. Вокруг простиралась земля, покрытая грязью и пеплом. Присланные на помощь осажденному имперскому гарнизону, Мстящие Сыны неожиданно оказались заперты в каком-то демоническом кошмаре, где метели из человеческого праха гонялись ветрами, что завывали голосами поглощенных Хаосом душ.
— Апотекарий!
Сигнал, набрав силу, пробился сквозь шипение и треск помех. Корп повернулся, прекратив карабкаться по склону, и осмотрел низины. Затем он рефлекторно перезарядил болт-пистолет и активировал силовой кулак. В душе Корп желал подняться наверх, чтобы вместе со своим командиром встретить новый натиск противника. Но ни разу за те годы, которые прошли с того момента, как Корп надел белый доспех апотекария, он не оставил ни одного раненого десантника. Это было делом гордости. Делом чести.
— Мстящие Сыны! — Корп молился, чтобы его собственный сигнал пробился через эту бурю пепла и помех. Он переступил через последний труп, закованный в черную броню. Несмотря на схожесть с доспехом Сынов, по мерзостным знакам и символам, покрывавшим полночно-черную броню трупов, можно было понять, кому служили воины при жизни. Темным богам варпа. Хаосу.
Корп пнул стилизованный под череп шлем, и с мрачным удовлетворением посмотрел на показавшийся обрубок шеи. Среди валяющихся на земле тел и оружия апотекарий заметил болтер и болт-пистолет. И тот, и другой были помечены символом его ордена. И тот, и другой были разряжены.
— Апотекарий?
Слабый голос донесся
Десантник лежал в глубине пробоины, накрытый чем-то, что Корп поначалу принял за густую тень. Потом он понял, что это другое тело. Грудная бронепластина Мстящего Сына была покорежена болтерным огнем, и пробита в нескольких местах. Кровь его многочисленных жертв, покрывавшая доспех, в темноте казалась черной. Одна рука десантника была вывернута под неестественным углом. Другая до сих пор сжимала рукоять цепного меча, засевшего в груди его мертвого врага.
— Это я, Корп.
Пряча пистолет и отсоединяя силовой кулак, апотекарий опустился на колени рядом с умирающим боевым братом. Умело и быстро он открыл замки, удерживающие покореженный шлем десантника, и отложил его в сторону.
— Перей! — Корп посмотрел в лицо сержанту, прошедшему множество битв. — Должно быть, ты прикончил батальон этих поганых демонов.
— А они прикончили меня, — проговорил Перей сквозь кашель, его обычно глубокий и сильный голос надломился. Он перевел взгляд куда-то вниз. Корп проследил за направлением его взгляда, затем оттащил тело последней жертвы сержанта.
Напитанный варпом меч пронзил живот Перея, войдя в тело до рукояти, наверняка одновременно с последним ударом сержанта.
— Ноги отказали. Не чувствую, — прохрипел Перей. — Мое служение Императору заканчивается здесь.
Пока Перей говорил, Корп снял свой шлем. Ритуал, который он собирался провести, не требовал этого, но апотекарий считал, что так будет лучше.
— Человек рождается в одиночестве — нараспев произнес он, снимая бронированные перчатки. Ветер обдал холодом обнаженную кожу рук, мокрых от пота.
— И так же он умирает, — дрогнувшим голосом продолжал Перей. Корп начал открывать защелки брони сержанта.
— Служил ли ты Императору? — спросил апотекарий, снимая грудную пластину, и обнажая пропитанную кровью робу.
— И я умру, служа Ему, — Перей вздрогнул от ледяного поцелуя ветра.
— Ты счастлив? — спросил Корп. Одним быстрым движением он разрезал робу острым скальпелем, который снял с перевязи на предплечье, и обнажил грудь сержанта.
— Я счастлив, — дал последний ответ Перей, и голос его сбился на шепот. — Сделай все быстро, апотекарий. Скоро здесь будет больше этих сукиных детей. Они захотят отомстить за своих братьев
Лицо сержанта скривилось, горло напряглось, будто Перей пытался проглотить какой-то комок. Голова откинулась назад, и нижняя челюсть отвисла. По нижней губе побежала тонкая струйка крови.
Взяв голову сержанта за подбородок, Корп откинул ее назад еще больше, открывая все горло. Вот: небольшой бугорок под подбородком. Первая цель Корпа. Убрав обратно скальпель, апотекарий взял другой, чье тончайшее лезвие предназначалось лишь для одного. Для извлечения прогеноидных желез десантника.