Адмирал Ее Величества России
Шрифт:
Убитых и раненых на наших пароходах нет; на «Владимире» неприятельское ядро попало в фок-мачту у чиксы, отбив 1/6 диаметра мачты, причем перебило несколько снастей.
Присутствие английской эскадры у Качи, а французской у Камышевой бухты вселило самоуверенность о безнаказанности позиции винтового парохода в виду нашего разруженного [133] флота. Молодецкая вылазка наших пароходов напомнила неприятелям, что суда наши, хотя разрушены, но по первому приказу закипят жизнью, что, метко стреляя на бастионах, мы не отвыкли от стрельбы на качке, что, составляя стройные батальоны для защиты Севастополя, мы ждем только случая
133
Так в документе.
…В[ице]-ад[мирал] Нахимов, командуя эскадрою судов на рейде и в гавани, заведует также всеми морскими чинами, служащими на батареях и бастионах и храбро и упорно защищающими Севастополь.
Распорядительно и всегда лично наблюдая за своевременным их снабжением всеми материальными к защите средствами, он, сверх того, одушевлял войска непрестанным своим присутствием всюду, где опасность, подавая собою пример мужественного хладнокровия при исполнении священного долга.
Такое достохвальное служение в[ице]-ад[мирала] Нахимова, который, несмотря на контузию и легкую рану, не переставал разделять труды других неутомимых своих сослуживцев, обязывает меня ходатайствовать ему всемилостивейшей награды орденом Белого Орла.
Независимо от Георгия 2 ст[епени] старший орден у сего адмирала – Св. Владимир 2 ст[епени]…
Резолюция Николая I: «Дать».
Командующий эскадрой судов Черноморского флота вице– адмирал Нахимов назначается помощником к генерал-адъютанту барону Остен-Сакену по званию начальника Севастопольского гарнизона.
О чем по вверенным мне войскам объявляю.
В докладной записке от 30-го числа за № 5 [134] я имел честь изложить в. с-ти свое мнение о мерах, которые до принятия более действительных, если не обезопасят Севастополь и флот, то, по крайней мере, усилят небольшие средства нашей внутренней обороны.
134
В
Одобрение, которым вы меня удостоили, налагает на меня обязанность подробно представить в. с-ти положение, в котором флот наш будет теперь находиться.
Громадные усилия союзников, употребленные противу Севастополя, бесспорно могли быть удерживаемы до сих пор только при содействии средств, разрушивших Черноморский флот; первый период бомбардирования кончается, – средства наши наполовину уже истощились. Тяжкий удар, нанесенный в таком положении, что не можем быть страшны на море, по крайней мере, в продолжение нескольких лет; приложение винтового двигателя окончательно решает вопрос о нашем настоящем ничтожестве на Черном море. Итак, нам остается одно будущее, которое может существовать только в Севастополе; враги наши знают цену этому пункту и употребят все усилия, чтобы завладеть им.
По мнению моему, они могут достигнуть этого двумя путями: отбросив армию от сообщений с городом или атакою с рейда.
Расстроить армию на крепких позициях, которыми она владеет, дело весьма сомнительное и может окончиться совершенным поражением их собственной [армии]; последствия этого поражения угадать не трудно.
Внимательно следя за каждым нашим движением на рейде, они, конечно, знают не хуже нашего счет орудий, свезенных нами с флота и вновь поставленных на три корабля; и потому, чтобы решиться на атаку с рейда, нужна только уверенность в свободном проходе через затопленные нами корабли.
Пятнадцать, двадцать минут под огнем наших батарей, который за дымом, вероятно, не будет должным образом направлен; потом ничтожная преграда из трех кораблей, не вполне вооруженных, с прислугою, набранною наскоро из разных команд и неприобученной к действию; вот препятствия, за вероятным преодолением которых останутся несколько полевых орудий и три-четыре батареи, раскинутые на огромном пространстве и не представляющие никакого сосредоточенного действия.
Батареи, расположенные на высотах, если и будут беспокоить неприятеля в глубине бухты, то, конечно, не настолько, чтоб принудить прекратить действие в тыл наших атакованных бастионов и по не прикрытому с этой стороны ничем гарнизону. Двенадцать-пятнадцать кораблей и несколько пароходов составят число судов, превышающее число орудий, на них направленных.
Расстройство, которое при этом понесет гарнизон, дает неисчислимые выгоды неприятелю при штурме, который, вероятно, затем последует. Возможна ли при этом надежда на успешное сопротивление?
Положим даже, что полный успех увенчает наши усилия, потеря неприятеля нисколько не решает участи экспедиции; после такой почти невероятной для нас удачи положение неприятеля не сделается нисколько хуже нынешнего, – у него останутся те же средства для береговых операций; а Черноморский флот окончательно не будет существовать; корабли, расположенные на позиции, выдержав, как я уже сказал, самый удачный бой, вероятно, не будут в состоянии принять участие в нынешней войне до ее окончания; остальные же затем суда, как совершенно беззащитные, будут разрушены или сожжены.
Предполагая удачу, естественно, надо взять и другую сторону: если неприятельские корабли утвердятся на рейде, то, кроме того, что мы потеряем Севастополь и флот, мы лишимся всякой надежды в будущем; имея Севастополь, мы будем иметь и флот; однажды же отданный – отнять без содействия флота невозможно, а без Севастополя нельзя иметь флота на Черном море; аксиома эта ясно доказывает необходимость решиться на всякие меры, чтобы заградить вход неприятельским судам на рейд и тем спасти Севастополь.