Адмирал Империи – 42
Шрифт:
– Тогда, мы пропали, – задрожал всем своим телом толстяк-министр.
– Выход всегда есть, – успокоил скорей себя, чем своего спутника, Юлиан Шепотьев, – и этот выход для нас – доступ к императорской казне, добрая часть которой теперь хранится именно здесь в четвертом техническом терминале крепости. Две сотни сундуков-контейнеров за последние сутки были переправлены с планеты под прикрытие «зеркальных» стен Кронштадта, и именно в них сейчас находится наше спасение и будущее.
– Соглашусь с вами, но лишь в том случае, если мы сможем их открыть, – неуверенно покачал головой Божко. – Но,
– Черт подери, – выругался Шепотьев, – мне и без тебя это известно, болван! Я уже натер палец, на который надет мой перстень-ключ… Сам не понимаю почему замки не открываются, ведь все правила соблюдены – перстни прикладывают одновременно три министра Государственного Совета, которые перед этим получили генетические коды доступа… Все как написано в инструкции… Мне говорили, что возможно это связано с тем, что перстни принадлежали прежним владельцам и сняты были с них насильно, когда те уже были мертвы…
– И мой тоже?! – Божко в ужасе попытался сорвать массивный железный перстень-печатку, но не смог этого сделать из-за своих пухленьких пальчиков.
– Не волнуйся, именно твой достался тебе с руки пока еще живого министра, – засмеялся Шепотьев, наблюдая за реакцией своего не на шутку перепуганного подчиненного. – Твой бывший коллега самолично сдал свои регалии, в том числе и перстень в Канцелярию, когда лишился своего поста. К сожалению, поступили так же разумно лишь немногие члены прежнего Совета. Остальные заартачились и поплатились жизнью – Иван Федорович Самсонов был не тем человеком, кто долго будет упрашивать…
– Вы хотите сказать, что мой ключ так сказать «рабочий»?
– Да не знаю я, – вспылил Юлиан Шепотьев. – Мой например, то же рабочий, так как я входил в прежнее правительство… Тем не менее, все они не открывают замки, хотя таймер включался… В общем, именно для этого я и приказал притащить сюда профессора, ведь именно в лабораториях его корпорации разрабатывали эти самые замки и генетические ключи.
– Теперь понятно, – кивнул толстяк.
– Наконец-то, – похлопал по плечу Божко, первый министр, – ты своей сообразительностью освобождаешь меня от ненужных объяснений…
Вся группа, наконец, оказалась возле массивной двери – входа на верхний ярус хранилища четвертого, самого большого во всем комплексе внутренних модулей крепости, терминала. Шепотьев набрал секретный код, створки дверей шумно разошлись в стороны и министры со своими телохранителями очутились в огромном ангаре в котором по обе стороны от вошедших располагались огромные черные контейнеры из чистейшей нимидийской стали. Они были высотой и шириной в десять, а длиной – в двадцать два метра. Внутри каждого из таких контейнеров находились миллионы империалов разного номинала – это и была вышеупомянутая Казна Российской Империи. Не какие-то там пластиковые бумажки и электронные рубли, а настоящая, не подверженная никаким курсам и инфляциям валюта.
– Обладая таким ресурсом, мы не только сможем спасти
У одного из контейнеров их поджидала вторая группа людей. Она состояла из министра Кирсанова, Густава Адольфовича Гинце и все тех же телохранителей из верных Шепотьеву людей. Когда первый министр со своим спутником подошли, скорее даже подбежали к ним, профессор Гинце уже еле стоял на ногах. Старика поддерживали двое охранников, чтобы тот не упал и не потерял сознание. На бедняге не было живого места – опричники первого министра постарались на славу, но старик все еще был жив и даже сумел съязвить, заметив подбегающего к нему Шепотьева.
– Спешите разбогатеть, господин нелегитимный первый министр, – прошептал Густав Адольфович, тяжело дыша. – Решили перед смертью покупаться в роскоши?
– Кто вам сказал, что моя смерть близка? – изумленно посмотрел на него Шепотьев, довольный тем, как выглядит человек, посмевший над ним пошутить.
– Мне не нужно видеть тактическую карту, чтобы понять то, что ваши хваленые новые хозяева и их разбойничьи эскадры потерпели поражение, ведь это так? – усмехнулся старик, закашлявшись.
– Откуда вы знаете? – вырвалось у подковылявшего и запыхавшегося министра Божко.
Толстяк осекся, заметив на себе испепеляющий взгляд Шепотьева.
– Я долго живу на этом свете, – пояснил ему Гинце.
– Проживешь еще немного дольше, если не будешь упорствовать и поможешь мне откупорить эти чертовы консервные банки! – воскликнул Юлиан Николаевич, тыча пальцем в ближайший контейнер.
– А если не соглашусь, то что, убьете меня?! – засмеялся старик. – Так ведь вы это сделаете в любом случае…
– Да, упрямец, ты умрешь, причем уже сегодня, – подтвердил догадку Гинце, первый министр. – Но вот каким образом это произойдет, решать тебе. Если поможешь мне сейчас – уйдешь на тот свет быстро и безболезненно, я тебе обещаю. А если снова заартачишься, как было в первый день твоего ареста – испытаешь на себе все муки ада. Ты уже знаком с моими ребятами? – первый министр кивнул на двоих дюжих арахаровцев, что крепко держали в своих руках немощного старика. – Теперь же я прикажу им убивать тебя так медленно, чтобы ты как можно дольше оставался живым и прочувствовал все прелести пыток…
Профессор Гинце заметно вздрогнул, когда вспомнил своих мучителей. Он понимал, что обещания Шепотьева о легкой смерти могли быть просто уловкой, но старик уже не мог сопротивляться и подчинился силе. Гинце своим видом отчетливо демонстрировал, что в данный момент просто хочет поскорей забыться вечным сном и, наконец, перестать испытывать мучения и боль.
– Я согласен, – тихо сказал Густав Адольфович, свесив в бессилии голову и уже почти теряя сознание.
– Быстро, Божко, Кирсанов, прикладывайте свой перстни к замку, пока старик еще дышит! – почти закричал Шепотьев, бросаясь к контейнеру.