Адмирал Нельсон. Герой и любовник
Шрифт:
— Ни на море, ни на берегу из-за предвзятости какого-то чиновника моя преданность королю и Англии не может быть поколеблена! — заявил Нельсон, едва переступив кабинет своего бывшего командующего.
Однако Худ сразу же дал понять, что в сложившейся ситуации Нельсон вряд ли может рассчитывать на капитанское место. Отставных капитанов было слишком много, а открывающихся вакансий слишком мало.
— Если господам лордам будет угодно назначить меня хоть на самое утлое суденышко, я буду чувствовать себя бесконечно признательным до конца жизни! — покаянно склонил голову Нельсон.
Это была уже мольба, и Худ не мог не понять этого.
— Все обстоит намного
— ?!!
— Все дело в ваших действиях по Навигационному акту. Кто-то из ваших многочисленных недоброжелателей в самом невыгодном свете представил вас в связи с этим вопросом королю. А убедить его величество в обратном, к сожалению, чрезвычайно трудно!
Это известие стало для неискушенного в интригах Нельсона настоящим ударом. Он и предположить не мог, какую вражду вызвал к себе своей образцовой службой на Подветренных островах, лишив множество людей больших денег. А потому адмиралтейские чиновники твердо решили навсегда избавиться от не в меру инициативного правдолюбца. И поколебать их в этом решении уже не могло ничто.
Впрочем, была и еще одна причина, о которой лорд Худ деликатно умолчал, и Нельсон узнал о ней значительно позднее. Для короля имя Нельсона было неразрывно связано с его младшим сыном, а потому недостойное поведение принца Уильяма в Квебеке вызвало у него ничем не оправданную неприязнь к его бывшему капитану-наставнику. Затем Уильям и его старший брат Георг и вовсе рассорились с отцом, и всякое напоминание о Нельсоне было королю уже просто неприятно.
На Худа Нельсон очень обиделся и решил более к нему никогда не обращаться.
С поникшей головой Нельсон вернулся в свою деревню, и его жизнь потекла, как и раньше: скучная и серая, никчемная и безвестная. Где-то совершались подвиги, где-то делались стремительные карьеры, шли бои и одерживались победы, а для него по-прежнему самым важным событием года оставалась выгодная продажа урожая.
В конце 1792 года пришло письмо от принца Уильяма, в котором тот осторожно интересовался, как на сегодняшний момент складываются отношения у Нельсона с Худом. Скрывать что-либо деревенскому затворнику не имело смысла, и он написал своему бывшему подчиненному все как есть: «Могу ответить сразу и правдиво: долгое время мы не общались совсем. Наша личная переписка прекратилась из-за различия во взглядах. Однако, принимая во внимание наши прежние близкие отношения, каждый раз, приезжая в Лондон, я оставлял визитную карточку в передней Его Светлости. Я никоим образом не могу назвать лорда Худа моим другом, однако не давал ему повода быть моим врагом — это я сознаю с удовлетворением».
В ответ Уильям сообщил, что восстановил отношения со своим отцом и что та тень, которую он невольно бросил на Нельсона, уже рассеялась, что в Адмиралтействе несколько позабылась служба Нельсона на Подветренных островах, что принято решение сильно увеличить военный флот и в этой связи Нельсону было бы полезно еще раз обратиться с письмом к лорду Худу.
Выбора у Нельсона не было, и он пишет просительное письмо своему бывшему начальнику в робкой надежде, что тот все же рассмотрит его кандидатуру. Он буквально молит о помощи: «Мое желание поступить на службу так велико, что я отнимаю время у Вашей Светлости на чтение этого письма. Я сознаю, что у вас нет особых причин рекомендовать меня, а у меня не было особых поводов,
Но и это письмо лорд Худ оставил без ответа.
В отчаянии Нельсон пишет в Адмиралтейство письмо, в котором умоляет дать ему хоть какое-нибудь, пусть самое маленькое и старое вспомогательное судно. Ответ был вежливо-холоден: «…Сэр! Я получил ваше письмо от 5-го числа сего месяца, в котором вы выражаете свою готовность служить во флоте, и зачитал его лордам-комиссарам Адмиралтейства…» И всё…
В начале 1792 года премьер-министр Англии Уильям Питт Младший выступая перед палатой общин, заявил:
— Еще никогда не было такого времени, когда, оценивая сложившееся положение дел в Европе, мы могли бы с большим основанием, чем сегодня, ожидать мира в течение ближайших пятнадцати лет!
А вскоре кабинет министров принял решение о новом сокращении численного состава военно-морского флота еще на пятнадцать тысяч человек.
Это значило, что с Нельсоном как моряком покончено навсегда. Так бы, вероятно, все и случилось, и мы бы никогда не узнали его имени, если бы не события в революционной Франции.
С самого начала революции во Франции ее островная соседка с тревогой следила за развитием событий, предвидя самые неприятные последствия для своего могущества и влияния.
Первая дрожь охватила британские политические круги, когда в ноябре 1792 года Национальный конвент Франции принял декрет об освобождении всех народов от монархии. Это был уже экспорт революции. За словами последовало и дело. Уже в октября 1792 года французская средиземноморская эскадра контр-адмирала Трюге подошла к Лигурийскому городу Донейлу, чтобы установить там новую власть. Лигурийцы встретили якобинцев выстрелами. В ответ был высажен десант, который за день разграбил и сжег приморский городок. Затем настала очередь и Неаполя, подойдя к которому, отряд капитана ля Туш-Тревиля потребовал извинений от короля Фердинанда за оскорбление символов французской революции. В случае отказа была обещана немедленная бомбардировка. Король Фердинанд был из Бурбонов, а потому хорошо понимал, что рассчитывать на снисхождение якобинцев, уже отрубивших голову его кузену Людовику, не приходится. Фердинанд извинения сразу же принес, не сделав при этом даже попытки использовать свой флот. В Париже обрадовались: «Короли боятся одного нашего появления!»
После Неаполя настала очередь Сардинии. Туда были высажены марсельские волонтеры. Однако здесь вышла досадная осечка. Свободолюбивые волонтеры, столкнувшись с первыми трудностями войны, сразу же отказались подчиняться своим командирам, избрали себе новых и потребовали возвращения во Францию.
В январе 1793 года в Париже под ликование толпы казнили короля Людовика XVI. Самого либерального за всю историю Франции короля публично гильотинировали на площади Пляс-де-Революсьон. День спустя трибун революции Дантон, выступая в Конвенте, провозгласил: «Давайте бросим к ногам всех королей голову нашего короля как вызов на бой!»
Конвент приветствовал этот призыв несмолкаемой овацией: «Смерть королям! Смерть тиранам всех стран!»
Конвенту вторил генерал Гош: «Наши единственные враги — англичане!»
Спустя несколько дней была казнена королева Мария Антуанетта, а затем изобретение доктора Гильона начало работать безостановочно, ведь аристократов во Франции хватало.
Тогда же береговые батареи Бреста обстреляли британский фрегат «Чилдерс», случайно попавший под жерла французских пушек. Англия ответила тем, что немедленно выдворила из страны французского посла.