Адмирал: Сашка. Братишка. Адмирал
Шрифт:
– На основу для постройки дота похоже.
– Скорее копали под фундамент дома, только этим и закончилось. Старый, до революции котлован копали и куда-то землю вывозили, я ее вокруг не вижу.
– Возможно, – кивнул капитан, с интересом наблюдая, как два бойца заканчивают вязать отбивающегося немца. Тот пришел в себя от разрыва гранаты, вот и пинаться стал, матерясь. По говору понятно, что прибалт, немецкие, русские и свои слова в мат только так вставлял.
– Ладно, я задерживаться не могу, мне в Москву надо.
– Так с нами быстрее, мы туда же вернемся, –
– А у меня лодка на реке и собаки в лагере ждут. Не могу же я их бросить. Тут еще до темноты постараться нужно вернуться.
– Понял.
Капитан записал мои данные и, прежде чем отпустить, спросил меня, полюбопытствовал:
– А как ты понял, что это немцы? Все же все в нашей форме?
– А я разве не пояснил?
– Нет.
– Так у них подошвы на сапогах немецкие. Верх наш, а подошва немецкая. Я следы их знал, видел, так что распознать смог, так и пошел по ним, пытаясь узнать, что немцам тут у нас надо. Догнал только у переправы, но я про это рассказывал уже.
– Это точно.
Я побежал обратно, попрощавшись с бойцами, капитана уже отвлекли, принесли несколько ранцев и стали показывать рацию и еще что-то. До наступления темноты еще час, а дел у меня полно. Один из лейтенантов вел допрос пленного, так что надеюсь, узнают, что им нужно. Жаль, конечно, что та четверка вернуться не успела, тоже прихватили бы, но думаю, их не долго ловить будут, всех предупредят, так что вскоре я, так понимаю, выследят и возьмут. А хорошо я роте помог, всего один убитый и семь раненых. Потери мизерные, если вспомнить, какая отличная позиция у диверсантов была. Повезло, что почти все спали, когда раздался крик наблюдателя. Те, конечно, похвально среагировали, даже открыть огонь смогли, да было поздно.
К своему лагерю я вышел уже, когда окончательно стемнело. Лайки были тут, молодцы, не бросили мое имущество, я тут лодку и сидор оставил, так что решил отблагодарить их. По пути тетерева подстрелил и нес в левой руке, немного, но хоть мясной бульон будет. Разведя костер, я подвесил котелок с водой и спустился к берегу, там ощипал и распотрошил добычу, ну а когда вода закипела, побросал внутрь мяса, нарезал уже, ну и остаток крупы бросил, горсть было, но хоть это. После ужина, прежде чем собакам дать, сначала остудил в воде реки котелок, потом разлил по мискам, с кусками мяса, и только тогда, укрывшись курткой, уснул на берегу, рядом с костром. Ну а лайки устроились рядом.
Часам к десяти утра я нашел, где высадились немцы, и только глухо ругался. С парашютами облом, судя по следам колес, самолет совершил посадку на этой лесной поляне, развернулся и улетел. Не было парашютов. Так что мы с лайками не солоно хлебавши вернулись к лодке и, забравшись в нее, отплыли. Зря день только потерял, знал бы, мог и вчера поздно ночью вернуться. Мама, наверное, тревожится, опаздываю, вчера обещал быть. Зря не послушал, как диверсанта допрашивают, так бы и узнал, что их высадили, а не сбросили. Завтра воскресенье, новоселье справлять планировали, да и знакомиться с классом и классной руководительницей будем. Сначала последнее,
Сказано – сделано. Настрелял семь зайцев, хорошее место, с их тушками и вернулся к лодке, тут километра полтора до реки было идти. Правда, все лесом, но ничего сложного, лес я любил.
Забросив добычу в лодку, положил винтовку, я ее уже в чехол убрал и осмотрелся. Воды реки чего и кого только не несли. Задумавшись, а не искупаться ли мне, решил, что окунусь, когда вернусь домой. Тут и добычу побыстрее доставить надо, ну и своих успокоить. Как вдруг, я уже в лодку забрался и, устроив лаек, оттолкнулся веслом от берега, отходя от него, прозвучал гудок катера, что шел в сторону Москвы.
Удивленно обернувшись, я рассмотрел знакомую фигуру, да и лицо тоже уже видел. Лабухин, насколько я помню, помощник редактора на радио. Что-то там за музыку отвечал, вроде поиском молодых талантов занимался. Катер был вроде экскурсионного, по размерам вроде моего баркаса, рулевой, что стоял у штурвала, по знакам Лабухина повернул катер и на небольшом ходу подошел ко мне.
– Саша, голубчик, ты же обещал, что как прибудешь в Москву, сразу дашь о себе знать. Я жду-жду, а звонка все нет.
– Ну во-первых, здравствуйте, Константин Львович. А во-вторых, дела так закрутили, что просто нет времени, однако сейчас свободен. Только домой надо заскочить, новоселье завтра, дом мы приобрели, вот дичи настрелял. Э-э-э, силками наловил.
– То, что свободен, просто отлично. Тогда давай сразу к нам, я буду на рабочем месте. Адрес помнишь?
– Конечно, на Тверской. А это новые дарования? – кивнул я на двух девчушек лет возьми, близнецов, и, видимо, их на маму.
– Да. Но тебя я все же жду. Когда примерно будешь?
– Часа через два, два с половиной, – мысленно прикинув, ответил я.
– Хорошо, сдержи свое обещание. Я на входе оставлю тебе пропуск.
Катер потопал дальше, ну а я, подняв парус, последовал за ними. Причем умудрился догнать и обогнать. Экскурсионный, назвать его ходким, сложно.
Видимо, сестрицы меня высматривали, поэтому, когда я подошел к пирсу, дед и Марина уже ждали, остальные наверху смотрели. Кстати, катер прошел мимо, и Лабухин помахал нашим рукой, узнал. Те вроде тоже ответили.
– Что-то случилось? – спросил дед, принимая добычу.
Волк и остальные лайки уже покинули лодку, так что я отогнал ту к берегу, общаясь с дедом.
– Да. Снова с немцами повстречаться пришлось. Слух о девушках зарезанных был?
– Было, соседки трещали.
– Вот я за этой группой и следил. Взять ее не удалось, сбежали, но на другую, основную группу, роту красноармейцев вывел. Неполную роту. Побили их. А та четверка ушла, вот что обидно, угнали машину и ушли. Думал сегодня по их следам пройдусь, парашюты поищу, а тех, оказывается, с самолета высадили, тот посадку в лесу совершил, на поляне. Так что и парашютов нет. Совсем я без добычи. Вот только зайцев настрелял на завтра, на новоселье.