Адмирал Сенявин
Шрифт:
Переменив галс, «Святой Петр» под шквальным огнем неприятеля сблизился с пятой батареей и, развернувшись правым бортом, дал первый тридцатисемипушечный залп… Спустя четверть часа пятая батарея, потеряв всю прислугу, смолкла. Все это видел Ушаков.
— Передать «Святому Петру»! «Восхищен неустрашимо храбрым действом!» — приказал он Метаксе.
Тем временем шлюпки и барказы высадили десант. Первым броском атаковали траншеи французов.
Из крепости по десанту ударили картечью, и матросы замешкались…
— Вперед, братцы! Бей француза! — крикнул Чиликин и первым бросился на бруствер.
Схватка закончилась успешно.
Шум боя постепенно затихал, и только теперь Чиликин открыл глаза и увидел над головой нежное, лазурное, безоблачное небо. Без кровинки в лице лежал он на разостланной шинели в ожидании, когда его перенесут на барказ. Левая нога ниже колена была замотана кровавыми тряпками и нестерпимо болела. Он смутно вспоминал, как все произошло… Синие мундиры французов мелькали вдалеке, когда он выскочил из траншеи. В этот миг где-то рядом разорвалась бомба, засвистели вокруг осколки. Вдруг его со страшной силой дернуло за левую ногу. Жгучая боль пронзила все его тело. Он машинально хотел сделать шаг вперед и упал. Гренадеры и матросы бежали с криками мимо него. Один из них, марсовый «Святого Петра», остановился, узнал Чиликина и крикнул:
— Братцы! Боцман ранен!
Больше Тимофей Чиликин ничего не помнил…
К борту «Святого Павла» подошла шлюпка с пленными офицерами и с генералом Пивроном.
С падением Видо и передовых укреплений Новой крепости решилась участь Корфу. Теперь остров был наглухо блокирован со стороны моря. Стремительный штурм бастионов доказал французам, что им противостоит иной противник, отличный от всех встречавшихся ранее — австрийцев, итальянцев, турок… В ожесточенных рукопашных схватках французы явно уступали русским матросам и солдатам. Видимо, это хорошо уяснили себе французские генералы.
Не успели утром следующего дня возобновиться атаки французских укреплений Корфу, как на крепостях появились белые флаги.
Ушаков поднял сигнал: «Прекратить огонь».
На палубу «Святого Павла» нехотя поднялись три французских офицера-парламентера. Комиссар Директории Дюбуа просил начать переговоры о сдаче крепости. Ушаков немедля вручил ответ парламентерам: «До сдачи крепости Корфу, дабы не проливать напрасно кровь людей, я на переговоры согласен».
20 февраля французы подписали капитуляцию. В полдень французский гарнизон, выйдя из крепости, положил перед фронтом наших войск ружья и знамена. На всех бастионах и плененных кораблях поднялись русские флаги. Крепость салютовала адмиральскому флагу. К Ушакову привезли знамена крепостей и флаги кораблей, ключи от всех крепостей. Трофеи были богатыми — свыше шестисот пушек и мортир, тысячи ружей, тринадцать кораблей. История не знала подобного штурма и взятия приморской крепости с моря. Директория проиграла первую военную схватку с Россией.
Захватчиков изгнали с Ионических островов, но русские моряки не посягали на свободу и права народа. Напротив, они желали привнести справедливость
Ушаков принял делегацию граждан города. Греки не скрывали радости. Черные глаза их светились, когда они проходили, раскланиваясь с офицерами и матросами, вслед за Метаксой в салон адмирала.
— Почетные граждане повергают себя к стопам их освободителя, — переводил Метакса, и румянец медленно заливал лицо Ушакова. Не мог он за минувшие месяцы свыкнуться с чересчур страстным возвеличиванием своей персоны местными жителями. — Депутация просит принять безвозмездно в дар русским морякам хлеб, фрукты, вино, — перечислял Метакса, а Ушаков довольно кивал.
Все эти приношения были очень кстати. Денег из Петербурга опять не шлют, турецкие союзники не дают обещанные припасы. На кораблях же провиант на исходе.
— Передайте гражданам мою признательность, — радушно ответил адмирал.
К Метаксе обратился пожилой, с седой бородой грек в одежде священника и с крестом на шее. Он говорил быстро, посматривая на Ушакова, то и дело простирая руки перед собой, а потом молитвенно складывая их на груди.
— Христиане Корфу предоставляют все лечебные и богоугодные заведения в распоряжение адмирала для оказания помощи раненым и больным, — перевел Метакса.
— Сим милосердием мы воспользуемся безотлагательно, — оживился Ушаков, — передайте, что сегодня же на берег отправятся наши лекари.
Выслушав адмирала, священник опять заговорил, поглядывая на переводившего Метаксу.
— Духовенство приглашает завтра ваше превосходительство и всех офицеров на благодарственный молебен в церковь Святого Спиридония по случаю славной победы русского оружия.
Ушаков пообещал быть обязательно. Он вышел на шканцы проводить депутатов, приказал вызвать всех командиров. Вместе с греками на берег отправились Метакса и лекарь. Прибывших командиров адмирал обязал с утра перевезти всех раненых на берег. Разъезжались командиры, когда совсем стемнело. Ночная мгла, скоротечно скрадывая тающий на горизонте сумеречный отсвет, быстро окутывала корабль. В наступившей тьме над стройными корабельными мачтами рассыпались по ночному небосводу мириады звезд. На шкафуте зажгли фонари, и в ожидании шлюпки Сенявин любовался таинственно мерцающими на берегу редкими огоньками. Он не заметил, как сбоку, из темноты, выросла фигура.
— Желаю здравия, вашвысокбродь! — раздалось внезапно.
— Здравствуй, братец, — ответил, поворачиваясь, Сенявин. Он по голосу узнал в говорившем Родионова. — Ну что, задали перцу французу?
— Так точно, вашвысокбродь! Нынче мы ему в самое темечко угодили, так что ему приходится горевать.
Глядя на жизнерадостного Родионова, Сенявин вдруг вспомнил боцмана:
— А вот товарищу твоему не повезло.
— Что так? — встрепенулся встревоженно Родионов, предчувствуя недоброе.
— Картечью ногу ему расшибло, пришлось отхватить до колена.
Родионов помрачнел, покачал головой.
— Шлюпка у трапа, вашвысокбродь! — доложил вахтенный матрос.
Сенявин вздохнул и, прощаясь, сказал:
— Ты, братец, навести Чиликина, он завтра будет свезен в госпиталь на берег, неподалеку от церкви.
Утром с первой шлюпкой Родионов отпросился на берег. Купил на базаре фрукты, разыскал лекарню, куда уже привезли раненых.
У крыльца стояли матросы с носилками. Раненых продолжали доставлять с кораблей.