Адмиралы мятежных флотов
Шрифт:
Ольга!
Теперь вдова…
Год назад он встретил ее в коридоре владивостокской гостиницы: эффектная молодая дама шествовала по коридору в одиночестве. Она шла ему навстречу. Глаза с восточной раскосинкой и томным прищуром. Он остановился как вкопанный.
– Простите, вы не из Петрограда?
– спросил он первое, что пришло в голову.
– Да, а что?
Если бы она не добавила это «а что?», он, может быть, отделался ничего не значащей фразой, раскланялся и пошел бы своей дорогой, но она задала ему вопрос, и он тут же ответил:
– Я не был в России более полугода. Ничего толком не знаю, что тут, точнее, что там - в Питере - творится. Хотелось бы услышать из первых уст…
– Но я тоже не первые
– Позвольте предстватиться… Вице-адмирал Колчак, Александр Васильевич!
– О-о!… Много слышала о Вас!… А я Ольга. Соломенная вдова генерала Гришина-Алмазова. Командующего Сибирской народной армией. Может быть, слышали?
– Простите, я всего лишь третий день в России… Если бы приняли мое приглашение позавтракать и любезно поделились бы со мной последними новостями…
– С удовольствием!
Дама охотно поддержала нечаянное знакомство, и Колчак проводил ее в гостиничный буфет. Вечером они встретились снова - в ресторане «Золотой рог»…
…Потом он честно признавался Анне Васильевне, что прекрасная незнакомка едва не вскружила ему голову. А может быть, и вскружила. Она была для него «мечтой без цели и надежды».
Владимир Максимов написал самый первый роман об адмирале Колчаке - «Заглянуть в бездну». В нем есть сцена откровенной беседы Анны Тимиревой и Ольги Гришиной в камере иркутской тюрьмы.
Пером писателя. «Александр Васильевич очень влюбчив. Помнится, он рассказывал мне, как его поразила одна женщина во Владивостоке. Он встретил ее случайно, мельком в гостинице, а рассказывал о ней, будто о близкой знакомой, с мельчайшими подробностями…
Гришина неожиданно вспыхнула и зашлась в громком безудержном хохоте:
– Анна Васильевна, миленькая, вот уж чего не ожидала, так ведь это я была, как сейчас помню, выхожу из номера, а навстречу мне моряк, с ума сойти, я с самого первого взгляда по уши влюбилась… Потом, когда в одном поезде с вами в Омск ехала, на каждой станции слушать его ходила, горела вся, будто влюбленная гимназистка… Знать бы мне тогда, родненькая, что и он равнодушен не остался, отбила бы его у вас тогда, за милую душу отбила бы!»
Визитная карточка. Гришин (псевдоним - Гришин-Алмазов) Алексей Николаевич произведен в генерал-майоры командующим Сибирской армией в 1918 году. Участник мировой войны. В мае 1918 года захватил власть в городе Новониколаеве (ныне Новосибирск), встав во главе офицерской подпольной группы, и соединился в подходившими чехословацкими войсками под командованием Гайды. Был военным министром Западно-Сибирского правительства. Из-за разногласий с представителями союзнических миссий уехал на юг, в Добровольческую армию. Летом 1919 года генерал Деникин послал его к адмиралу Колчаку с важными документами и письмами. Пересекая Каспийское море и будучи перехваченным красными, застрелился».
Генерал Филатьев охарактеризовал Гришина так.
Рукою очевидца. «Когда после переворота 7 июня 1918 года в Омске образовалось Сибирское правительство, оно в первую голову должно было озаботиться созданием собственных вооруженных сил, чтобы отстаивать независимую демократическую Сибирь. Создателем Сибирской армии того периода явился некто Гришин-Алмазов, по одним сведениям - полковник, по другим - подполковник, а по третьим - штабс-капитан мортирной батареи. Осталось невыясненным, откуда и как попал он в военные министры Сибирского правительства; двойная фамилия и генеральский чин он присвоил себе сам в революционном порядке. Во всяком случае, энергию
В августе Гришин был смещен с должности. Причиной послужил конфликт с британским представителем. На банкете в Челябинске Гришин в ответ на неделикатный отзыв английского консула о России заявил: «Еще вопрос, кто в ком больше нуждается - Россия в союзниках или союзники в России».
Снятый с поста военного министра Гришин-Алмазов уехал на юг России к Деникину. А потом себе на погибель попытался вернуться к Колчаку. Скорее всего, именно такой человек был нужен Верховному правителю на посту военного министра. Но - не судьба…
Полковнику Хвощинскому Колчак поручил формировать первую гвардейскую часть - на первых порах батальон будущего Преображенского полка. Хвощинский и прибывшие с ним офицеры составили командный костяк Егерского батальона, они получили все необходимое: деньги, шинели и сапоги русского образца, русские винтовки-трехлинейки, а главное - право выбора новобранцев из числа призванных сибирских парней. Однако особого выбора не было. Генерал Кутепов пришел бы в ужас от такого набора: в одном строю стояли и бывшие каторжане, и старообрядцы-кержаки, и ссыльные поляки, и оренбургские казаки, и люди совершенно непонятного свойства - то ли большевики, то ли анархисты… Оставалось утешаться крылатой фразой Екатерины Великой - «Другого народа у меня нет»…
И все же от судьбы не уйдешь, даже если ты переиграешь ее в гонках на рыбачьих лодках, конях, верблюдах и поездах…
Настало время, и Егерский батальон под командованием полковника Хвощинского двинулся в путь. На постое в глухом селе в нестроевой роте возник предательский сговор. Заговорщики подкрались к избе, где располагались на ночлег командир батальона и офицеры. Вот что рассказал потом командир 1-й роты капитан Александр Стахевич:
Рукою очевидца. «Самовар подали около полуночи. Многие дремали, но все-таки поднялись, смеялись, пили чай и свет потушили - я посмотрел на часы - в 1 час 05 мин. Разделись совершенно, хотя походных кроватей не ставили. На мою уральскую - из верблюжьей шерсти - кошму лег рядом со мной прикомандированный к батальону штабс-ротмистр Иванов. Мы с ним легли сбоку, влево от входа, у самого стола, поставленнаго против двери в боковую комнату писарей. У самаго входа, на сундуке, лег огромного роста штабс-капитан Голиков, под столом Домбровский, а все остальные подряд, головами к окнам, ногами к входной двери, слева направо: Хвощинский, Грюнман, Эльснер, Юрий и Дмитрий Литовченко.
Кухня была набита выше всякой меры вестовыми и «связью». Спали на печи, на столах, повсюду. После тяжелого дня заснули как убитые…
В третьем часу ночи я проснулся от страшного шума и криков. Просыпался от крепкого сна с трудом, сел, протирая глаза и ничего почти не видя и не понимая. Ворвавшиеся стали кричать: «Здесь командир батальона»?, «Вставайте!» и вслед затем: «Руки вверх!»
Комната была наполовину наполнена вооруженными людьми, державшими ружья наизготовку. Передние из них уже миновали меня и стояли почти у ног спавших под окнами. Комната тускло освещалась лишь одним-единственным фонарем, который держал один из вошедших. Довольно хорошо были видны ноги, но совершенно в темноте оставались лица и верх комнаты. Как я ни всматривался, узнать ни одного человека не мог. У меня даже мелькнула мысль: уж не в масках ли они. Кто они? Большевики?
– была первая мысль - прорвавшиеся или обошедшие нас; затем пришла мысль: нет, просто грабители и, наконец, последняя, самое ужасное и впоследствии оказавшееся правильным предположение - уж не наши ли солдаты?