Адония

Шервуд Том

– За нами гонятся! – отрывисто сообщила Адония, помогая Доминику одолеть изгородь.

– Вижу! – коротко сказала девушка, бросив взгляд за их спины. – Быстрей!

– О, проклятье! – воскликнула в отчаянии Адония, увидев, что лошадей возле домика нет, и тут же радостно вспыхнула:

– Лес! Очень близко лес, Доминик!

– Нет! – твёрдо сказала девушка. – Твой спутник не выдержит. Вас догонят.

– Но… Что же делать?

– Доверьтесь мне. Идёмте скорей!

Они обогнули ряд натянутых верёвок, на которых сушилось свежевыстиранное бельё. Мужская одежда, чехлы для тюфяков

и подушек крепились к верёвкам короткими, расщепленными на одном конце, прутьями. Сдвигая на ходу мокрое бельё, незнакомка провела их в полутёмный, с одним окном домик. Слева было окно, справа – небольшая кирпичная печь, а торцевую стену закрывала висящая на верёвке мокрая простыня. На выставленной на середину горницы-кухни лавке покоилось широкое, с вздымающейся мыльной пеной, корыто.

– Как тебя зовут? – доверительно прикоснувшись к руке незнакомки, спросила Адония.

– Эсперанса, – ответила девушка.

Не сговариваясь, Доминик и Адония посмотрели друг на друга.

– Невесомой звездой… – прошептал, вымученно улыбаясь, Доминик.

– Какое символичное имя! – ответила ему улыбкой Адония.

– Глубже дышите! – приказала вдруг Эсперанса. – Когда они доберутся сюда, вы должны восстановить дыхание и дышать так, чтобы не было слышно!

– Мы доверяем тебе, – сказала, немного склонившись и прижав руки к своду груди, Адония. – Но я не вижу, где здесь можно укрыться!

– Прекрасно. Значит, и они не увидят.

И Эсперанса, поманив нежданных пришельцев к стене, завела их за висящую простыню. Здесь, вделанная в стену, без ножек, темнела небольшая скамья. Адония и Доминик, встав и прижавшись спинами к буграм бревенчатой стены, поместились на ней. Мокрая ткань висела перед ними почти вплотную.

– Ног снизу не видно, значит – у стены никто не стоит, – торопливо пояснила Эсперанса. – Снаружи ни за что не подумаешь, что за простынёй кто-то есть. Только молчите!

Она отошла и принялась торопливо растапливать печь.

– Вроде чтобы воды нагреть, – громко пояснила она, но дров положу сырых, чтобы трещали. Вы всё-таки шумно дышите!

Огонь действительно затрещал, и в ту же минуту послышался шум от перелезших через ограду людей.

– Скажите, – тревожно спросила Эсперанса у тяжко сопящих преследователей, – они правду сказали, что вы – страшные злодеи?

– Где они? – раздался надсадный, булькающий голос Филиппа.

– Убежали к лесу! Воды вот только попили! А вы не хотите воды?

– Давай воды. Мы не злодеи. Мы полицейские, гонимся за сбежавшими преступниками. Они – воры.

Тем, кто стоял, прижавшись к стене, было слышно, как в трёх шагах от них Филипп и Стэйк шумно пили.

– Куда они побежали? – снова спросил оторвавшийся от ковша Филипп.

– К лесу, – быстро сказала хозяйка домика.

Стэйк, зачерпнув ещё воды, быстро вышел.

– Если ты обманываешь меня, – хрипло проговорил Филипп, – я тебя утоплю вот в этом корыте!

– Мой господин! – медленно, проникновенно произнесла Эсперанса. – У нас с мужем есть тайна, которую мы до времени скрываем от близких: я беременна. Уже два месяца. Я вижу, что, если солгу вам, вы меня убьёте. Но знайте: я ни за что на свете не стану рисковать

ребёнком. Кто тут злодеи – они или вы – не моё дело, поэтому я им дала воды, вам дала воды, и честно вам говорю: они побежали к лесу. Вон туда, видите? Здесь лес близко.

Затопал вошедший в домик Стэйк.

– На чердаке нет, в колодце нет. Больше человеку здесь скрыться негде.

– Хорошо, – прохрипел Филипп. – Художник уже еле плетётся. Догоним. Если сказала правду – получишь золотую монету.

Прошла минута.

Адония, не стирая покатившейся по щеке слезы, повернула голову к Доминику.

– Ушли, – одними губами сказала она.

Вдруг простыня резко сдвинулась.

– Идёмте скорее, – сказала спокойным голосом Эсперанса. – Нужно убираться отсюда.

– Но Доминику нужно хоть немного передохнуть! Ближайший час эти двое будут отыскивать в лесу наши следы!

– Нет, возразила ей Эсперанса. – Они добегут только до леса. И там поймут, что вы в лес не входили.

– Почему же?

– Наши, когда выкашивают траву, оставляют вдоль леса нетронутую полосу ярда в два шириной. Там камни, и косы бьются. Добежав до травы, ваши друзья увидят, что проход в ней нигде не проломлен. Тогда они вернутся сюда.

– Но ведь на остальные три стороны – открытое поле! – со стоном, глядя на Доминика, проговорила Адония.

– Это только на первый взгляд, – сказала, маня беглецов из домика, Эсперанса. – Здесь шагах в пятидесяти – овраг. Вон холмик, видите? За ним – овраг. Очень удобное место. Да идите же быстрее! На дне оврага – густая трава. Там я всегда прячу лошадь, когда мужчины увозят сено в Эксетер, и я остаюсь одна.

– Что?! – воскликнула, восторженно-недоверчиво улыбаясь, Адония. – Здесь есть лошадь?!

Она одной рукой порывисто обняла Эсперансу и поцеловала её.

– Посадим твоего Доминика, а сами пойдём, держась за стремена. Ваши друзья, как было заметно, тоже изрядно вымотались. Так что на своих двоих они нас не догонят. Хотя и увидят.

Через пять минут из овражка выбралась осёдланная лошадь, на которой сидел, покачиваясь от усталости, Доминик. Две светловолосые амазонки, держась за стремена, шли по бокам её. Отмерив первую милю, они оглянулись. Стэйк и Филипп, миновав дом, бежали, – нет, медленно, но упрямо шли вслед за ними.

Эксетер

Ярким солнечным осенним днём в Англии, в 1767 году, между Плимутом и Эксетером неслась погоня. Медленно брели имеющие лошадь трое молодых беглецов, и так же медленно плелись за ними двое упрямых преследователей. Доминик, отдышавшись, слез с лошади, и на ней ехали, по очереди отдыхая, Адония и Эсперанса.

– Вот уже и тропинка, – сказала спасительница. – Скоро она выведет к дороге, которая через лес приведёт в Эксетер. Там можно будет спрятаться. Главное – войти в город раньше них.

Действительно, тропинка, превратившись в одноколейную дорожку, привела их к лесу. Адония обернулась – и ахнула. Преследователи, также увидев лес, не шли уже – а бежали.

– Откуда у них силы берутся? – потрясённо спросил Доминик.

– Страх перед патером заставит их даже летать, – сквозь зубы пробормотала Адония.