Адовы
Шрифт:
— Ах ты моя растеряшка. На, погрызи… Не знаешь, что тут случилось?
С важным видом обсасывая копытце, которое издали можно было принять за зефирку в шоколаде, Мара захлопала ресницами.
— Поиграли мы немножко, — пробормотала она. — С толстым. Знаешь, а они внутри ничего так. Мальчики эти. Я-то думала собаке его скормить, потом четвертовать, а потом…
— Значит, он жив? — только и спросил отец.
— Да, — призналась Мара. — А скаватор нет.
— Скаватор, значит? Понятно, — почесал затылок оборотень, оглядывая собравшихся людей.
Факелов
Бешено вращая глазами, Афанасий Петрович смотрел вокруг и говорил примерно одно и то же:
— Это ещё что такое? Я спрашиваю, это что это такое? Кто выбросил из дома краску? Какой ремонт, когда люди при исполнении? Люди, вы в своем уме? Что это такое, я вас спрашиваю!
Все шарахались от участкового, как от прокажённого. Пахло от него совсем не краской, разве что с истёкшим сроком годности. Но мухи быстро вникли, что к чему и кружили над головой участкового, противно жужжа. Или садились и перебирали лапками.
Михаэль, забыв о честно заработанных дарах мясника, вздохнул. Пакет с мясом лежал на асфальте на расстоянии вытянутой руки. Мешок с копытами был рядом с Марой и на него тоже никто не покушался. А вот бутыль с кровью куда-то загадочным образом запропастился. А он всё-таки без крышечки был. Только тряпочкой заткнут. Да в процессе рывка тряпочка не надёжной оказалась.
— А где такие ванные принять можно? И по чём? — уже спрашивала одна из тёток участкового, а тот пытался на руках показать где, так как словами всех тонкостей не передать.
— Я вам сейчас покажу где. — пообещал он. — И как!
Но угрозы своей так и не исполнил. Зато дирижировал участковый так, словно пытался посадить самолёт на авианосец. Эмоциональная работа у него, нервная.
К толпе подъехал микроавтобус. Задние стёкла отъехали в сторону и из окошек закричал призывно загорелый предприниматель с чувством, тактом и расстановкой:
— Шаурма! Налетай! Горяча! Хороша! С ней поёт душа! Подойди, облизни. И кусочек возьми!
Афанасий, что как раз перестал махать руками в бесплотной попытке взлететь, гневно посмотрел на него и в сердцах произнёс:
— А у вас разрешение на торговлю есть?
— Какое разрешение, капитан? — продавец приподнял солнцезащитные очки. — Ты же ранен. Домой иди. На, перекуси, лучше. Возьми с собой в дорогу. Быстрее выздоровеешь.
Но у участкового аппетит пропал. Шкрябая подсохшую кровь ногтем и принюхиваясь, он пообещал:
— Я на вас сейчас бумагу составлю!
— Зачем бумага, когда хорошие люди рядом?– улыбнулся продавец и подмигнул. — Вольф Михалыч привет передаёт.
При упоминании начальника Афанасий Петрович ещё больше посуровел. А когда ему протянули разноцветный сверток, взорвался:
— Да будьте вы прокляты со своей шаурмой!
— Прокляты, — повторила Мара, выплюнув обглоданное копытце и снова повторила. —
Михаэль запоздало подхватил ребёнка на руки и понёс домой. Он не собирался становиться свидетелем разборок участкового и уличного торговца. Рядом с фастфудом шутки плохи. А ему ещё работать в общепите.
Но слово не воробей — вылетит и не поймаешь. И проклятье Мары успело сработать. Некоторая шаурма в зоне её видимости в микроавтобусе вдруг приобрела необычные свойства. Два куска, что сверху лежали. Только люди этого не замечали также, как не замечали парящего над ними духа.
Стоило уйти расстроенному участковому, как покупатели выстроились в очередь, уплетая еду с лотка за обе щёки.
— Вот так всегда. От волнений люди больше кушают, — отметил продавец, уже подсчитывая в уме доход.
Хватит не только на солнцезащитные очки от «Гуся», но и на «Дольки кабана», чтобы лучше пахнуть.
Дарья Сергеевна, улетая следом за хозяевами, только отметила, что первыми покупателями оказались двое рослых и бритых мужчин в спортивных костюмах и тёмных очках. Им проклятая шаурма и досталась.
Эти серьёзные люди, деловито растолкав обычных людей, взяли себе по порции без очереди.
Хмыкнув, дух полетела следом за подопечной. А проклятые начали есть и переговариваться между собой:
— Толян, прости, конечно. Голодным не работаю.
— А это ты точно сказал, Витёк. Без еды жизнь не в радость. Сейчас перекусим и пойдём трудиться. Мы же это… — он начал жевать. — … работники месяца.
Оба заржали на зависть коням.
Когда коллекторы расправились с шаурмой, они целенаправленно пошли к искомому подъезду номер один. Проходя мимо лавочки, можно было заметить, что ножом там выцарапано «смотрящая Б. Н». Но современные инквизиторы не замечали таких тонкостей. С бабками они предпочитали дел не иметь. С них брать нечего.
Это были люди, которые боролись не за души «проклятых», но за их кошельки. Вот такая трансформация в современных инквизиторов, дожевывающих шаурму на ходу.
Пусть сжигать людей на кострах им не так давно запретили работодатели, факелы отобрали и хворост в лесу собирать запретили. Зато носить массивные папки разрешалось. И даже использовать их так, как позволит импровизация, по ходу дела. Всё, что угодно, лишь бы выбить долги с клиентов банков как можно быстрее. А где возьмут — их проблемы. В конце концов, нечего было брать, раз отдавать нечем.
— Толян, да стой ты! — одёрнул один бритоголовый другого на подходе к подъезду. — Думаешь, с шаурмой в зубах выглядишь более грозно? Вытащи промеж зубов кусочек! Не солидно.
— Угу, — наконец выговорил Толян, поковырявшись в зубах ногтем. — Вот чёрт! — он вдруг отбросил остатки шаурмы. — Витёк, ты видел?!
— Чего видел?
— Там! — жилистый палец указал на остатки шаурмы. — Оно на меня посмотрело!
— А, может, ещё и гавкнуло? — вновь хохотнул Витёк. — Завязывай шутить, Толян. Еда — это тебе не игрушка.