Адриан Моул: Дикие годы
Шрифт:
— Все это — жизненный опыт, — ответила она. — Вы выйдете из него более сильным человеком.
Я услышал, как ее муж что-то кричит издали.
— Мне нужно идти, — сказала Леонора. — Почему бы вам не поговорить с этой девушкой, Бьянкой? До свидания.
Я так и поступил, как велено. Пошел и встал около дома Бьянки, и начал смотреть на окна ее квартиры. Никто не входил и не выходил.
Простояв так час, я отправился домой и снова лег в постель. Надеюсь, Де-Витты и все их гости подавятся своим суфле из спаржи.
Днем на пороге дома объявилась Кассандра Палмер. При виде жены
Ее первыми словами, обращенными ко мне, стали:
— О, так это ты — кукушка в моем гнезде?
Сегодня утром в доме началась диктатура Кассандры. Всем домашним запрещено пить воду из-под крана, кофе, чай или алкоголь, есть яйца, сыр, шоколад, фруктовый йогурт, лимонные дольки «Марк и Спенсер» и т.д. и т.п. список продолжается до бесконечности. Также существуют вещи, которых нам не следует говорить. Мне случилось упомянуть, что начальник Бьянки, хозяин газетного киоска — жирный. Кассандра рявкнула:
— Он — не жирный, он размерно озадаченный.
Я рассмеялся, посчитав это удачной шуткой, но рот Кассандры превратился в угрюмую щель, и я с ужасом осознал, что она говорит всерьез.
За обедом Кристиан заметил жене, что у него начали выпадать волосы: «лысею» — таков был его вердикт. И снова Кассандра ринулась в бой.
— Ты слегка фолликулярно ущербен, только и всего! — объявила она, исследовав макушку мужа.
Я не могу находиться в одном доме с этой женщиной и тем языком, на котором она изъясняется. И смотреть на нее не слишком приятно. Она страшна как смертный грех — или, по ее же собственному определению, обладает ухудшенными лицевыми характеристиками.
Я попросил Бьянку снова присмотреть мне подходящее жилье. Она согласилась, хотя в Оксфорде меня более ничто не держит, если не считать неразделенной любви к д-ру Пандоре Брейтуэйт.
Просунул стихотворение Пандоре в дверь в четыре
Нашел письмо на половике у входа.
Дорогой Адриан,
Ты разбудил меня в четыре часа утра своими неуклюжими манипуляциями с моим почтовым ящиком. Твое стихотворение вызвало у меня и моего любовника приступ неудержимого веселья. Ради тебя же самого я надеюсь, что оно и предназначалось быть смешным. Если же нет, то я настойчиво советую тебе снова обратиться за психиатрической помощью к Леоноре. Она сообщила мне, что ты перестал приходить к ней на прием регулярно. Все дело в стоимости?
Я знаю, ты можешь себе позволить 30 фунтов в неделю. Ты не пьешь, не куришь, не носишь приличной одежды. Стрижешься ты сам, и у тебя нет машины. Ты не играешь в азартные игры и не принимаешь наркотики. За квартиру ты тоже не платишь. Сними же немного денег со своего бесценного счета в Строительном Обществе и обратись за помощью.
С наилучшими,
Пандора
P.S. Кстати, я не являюсь доктором философии, как ты утверждаешь в своем стихотворении. Я — доктор филологии. Здесь, в Оксфорде, различие тонкое, но существенное.
Итак, на этом — всё. Если завтра Пандора придет ко мне и станет на коленях умолять меня сделать ее миссис А. А. Моул, придется ей отказать. Я эмоционально развился. Леонора — вот кого я должен увидеть. Должен.
5.15 вечера. Только что позвонил Леоноре и настоял на том, чтобы она срочно меня приняла. Сказал, что мне нужно сообщить ей нечто крайне важное. Она неохотно согласилась.
9.30 вечера. Ворвался в кабинет Леоноры и обнаружил, что у нее — другой клиент, мужчина средних лет, который всхлипывал и сморкался в «клинекс» (неприятности по женской части, я полагаю). Я пришел на десять минут раньше, Леонора впала в ярость и приказала мне ждать за дверью.
Ровно в 6.30 я постучался, и она крикнула:
— Войдите.
Леонора по-прежнему пребывала в скверном настроении, поэтому я попытался завязать беседу и спросил, что так расстроило сопливого мужчину средних лет. Это разозлило ее еще больше:
— То, что говорится в этом кабинете, остается конфиденциальным. Как бы вы сами себя чувствовали, если бы я рассказывала о ваших проблемах другим своим клиентам?
— Мне не нравится думать о том, что у вас могут быть другие клиенты, — признался я.
Леонора глубоко вздохнула и намотала черный локон на палец.
— Так что крайне важного у вас случилось? — наконец спросила она.
— Я эмоционально развился и оставил позади Пандору Брейтуэйт, — сказал я и пересказал ей историю со стихотворением, реакцией Пандоры на него и моей реакцией на реакцию Пандоры. В этот момент в кабинет вошел высокий смуглый человек в замшевой рубашке. Казалось, мое присутствие его удивило.
— Извини, милая. Не могу найти маленькую терку для пармезана.