Адриан. Золотой полдень
Шрифт:
— Сведения о заготовленных припасах и сроках их доставки в действующую армию. Так, по крайней мере, объяснил Адриан.
— Я верю тебе, дружище, — кивнул Цельз и поинтересовался. — Тебе по случаю не сообщили, на какую должность метит тебя Траян?
— Понятия не имею, — гость вновь пожал плечами и, чтобы развеять сомнения, продемонстрировал приказ, доставленный в Рим сингулярием. В тот момент он очень порадовался, что захватил этот кусок пергамента с собой.
— В любом случае, — вступил в разговор Марий Максим, — мы надеемся, что ты будешь верен старой дружбе и не позволишь неким недальновидным особам давить на императора. Судьба Рима
Ларций опешил. Холодок побежал у него по спине, стало тоскливо. Он внезапно испытал острую благодарность к богам за то, что когда-то в далекой Дакии они надоумили его отбить у солдатни варварского парнишку, назвавшегося странным для римлян именем Лупа* (сноска: Лупа в переводе с латинского означает «волчица», а также шлюха», «продажная женщина». Предупрежденный защищен вдвойне — это была старая истина.
На устроенной в честь Лонга пирушке старые друзья повели себя более откровенно. Здесь уже не стеснялись. Квиет, чернокожий, плотный коротышка, ткнул старого приятеля кулаком в бок и в шутку посетовал на воздержание, на которое Ларций обрек себя, явившись в Азию без известной всем особы. Кстати, как она, поинтересовался мавританец? Все также горяча и охоча до мужских ласок? Цельз уже вполне серьезно предложил Ларцию не спешить с прибытием в Харакс, а отдохнуть в Ктесифоне.
— Здесь, признаться, столько развлечений. Местные блудницы полагают свою работу священным служением, так что каждый мужчина в момент обладания ими ощущает себя немножечко богом. Если хочешь, можешь выписать из Рима свою наложницу.
— Да — да, — подхватил Максим. — Мы поможем организовать быструю доставку священного тела.
Все засмеялись. Затем выложили все — и насчет интриг Адриана, обошедшего куда более достойных кандидатов, прежних консулов, опытных государственных мужей, пытавшихся получить наместничество в Сирии, и насчет его неразборчивости в любовных связях, его привязанности ко всему иноземному, его увлечения постыдными для патриция занятиями, например, стихоплетством, его змеиной изворотливости в попытках пробиться к власти.
Более других горячился Максим, самый молодой из «замшелых пней». Он скорее принадлежал к поколению молокососов, однако, прикинув так и этак, решил прибиться к стану противников Адриана.
— Он ни перед чем не остановится! — доказывал он. — По его навету божественный Траян отставил от дел и сослал в провинцию лучшего полководца Лаберия Максима. Кого нам ждать? Нового Калигулу? Нерона?! Рим сейчас в таком положении, что ему не выдержать безумств нового тирана. Тебе ли, Ларций, ждать милостей от этого ублюдка, посягнувшего на твою честь и сыгравшего с тобой такую злую шутку?
Ларций отмалчивался. В словах старых соратников было много верного, много пугающего, однако никто из них ни разу не обмолвился — кто именно из «замшелых пней» отважится бросить вызов стареющему императору?
Другими словами, сам замысел свержения Адриана от него ненавязчиво, но упорно скрывали, а при подобном отношении Ларцию было очень трудно дать прямое согласие на участие в заговоре, поэтому он отмалчивался. Максим между тем потребовал опорочить Адриана в глазах дяди.
— Материалы тебе подбросим. Упрекай его в стремлении узурпировать власть, взбунтовать
Проконсул Цельз — высокий, длиннорукий, стареющий детина, в армии его прозвали «гелеполом» или «штурмовой башней», — поморщился. Скривилось и темное — негритянское — лицо Квиета. Мавританец поправил претора.
— Оставь эти сплетни для плебса, Максим. Нам следует подумать, как реально нейтрализовать влияние близких к Траяну женщин, а подобными наветами можно только испортить все дело, потому что эти слухи не для императора. Они глупы и бессмысленны. Плотину трудно обвинить в распутстве. Она проста и добродетельна как корова. Ее надо убедить в том, что если к власти придет достойный кандидат, ей будут оказаны все возможные почести, а после смерти она будет причислена к лику божественных.
— Ну, конечно, — скривился Максим, — она добра как корова. Бесплодная яловая корова!
Ларций Лонг строго глянул в его сторону.
— Эта тема не повод для шуток, — предупредил он.
Квиет и Цельз поддержали его.
— Она божественна, — добавил Цельз, — в том спору нет, но что с нами будет, если ублюдок сядет в Палатинском дворце? Вот о чем задумайся, Ларций. Время у нас еще есть. Мы с Пальмой вскоре отправляемся в Харакс. По — видимому, срок наступления на восток близок. До встречи.
* * *
Довод был серьезный, Ларцию было о чем поразмышлять на пути на юг. С одной стороны, ему нечего ждать милостей от Адриана, с другой — недоверие, проявленное бывшими соратниками, лишало его необходимого в таких делах энтузиазма. За всеми их доводами, порой даже очень убедительными, скрывалась некоторая смущающая недоговоренность, некая тайна. На вопрос, кого же рекомендовать Траяну, Цельз отделался объяснением, что этот вопрос еще до конца не решен, лучше всего настаивать на том, чтобы доверить решение этого вопроса сенату. Квиет подхватил — пусть божественный составит список и представит его отцам народа, они выберут из него достойнейшего.
Подобное предложение безмерно напугало Ларция!!
Он виду не показал, какой ужас испытал, услышав эти безответственные слова, однако с той минуты старался меньше говорить, больше слушать. Лонг успел повертеться в верхних эшелонах власти, успел понять и проникнуться простенькой, но неоспоримой на все времена истиной — подобный способ назначения наследника неизбежно приведет к гражданской войне.
В том не могло быть сомнений!
В вопросе о престолонаследии не должно быть никаких списков, дебатов, отвлеченных диспутов, сшибки мнений. Недопустимы были и всякие досужие рассуждения о коллективной мудрости, о возможности всегда исправить ошибку.
Траян обязан самостоятельно назначить наследника, публично облечь его властью. Только так можно было обеспечить ее преемственность. Только при таком порядке отцы — сенаторы и полководцы и старшее армейское начальство вынуждены будут смириться. При любом другом варианте столкновение между вероятными претендентами неизбежно. Им только дай повод усомниться в законности принятого решения! Страх усилился оттого, что Ларций наконец-то прозрел — сразу по приезду в Азию его угораздило оказаться в компании с теми, кто как раз и являлся претендентами. По крайней мере, считал себя таковым.