Адская машина
Шрифт:
Колчин наклонился вперед, тронул Шевцова за рукав пиджака.
— Что-то срочное? — прошептал Шевцов.
— Срочное, — ответил Колчин. — Можно вас на секундочку?
— А подождать не можешь?
— Никак нет.
Шевцов поднялся, сделал знак Борисову: мол, извините, но продолжайте без меня. Вслед за Колчиным вышел из зала в просторный холл, где за письменным столом дежурный офицер в штатском коротал время за разгадыванием кроссворда. При появлении начальства офицер тут же спрятал книжку с кроссвордами в стол.
— Мы зациклились на одной-единственной
— На чем основаны такие выводы?
— Пока это лишь предположение, — ответил Колчин. — Вот сейчас этот мужик из «Минатома» говорил о чиновниках, которые за большие деньги могут продать боевикам карты и схемы АЭС. Теоретически могут. Возможно, что Людовича использовали в тех же целях. Он располагает важной информацией о многих важных оборонных объектах страны, которые он строил. Короче, надо вылетать в Пермь. Там умерла жена Людовича, там живет его единственный друг. Если повезет...
— Вот опять ты за свое, — оборвал его Шевцов. — Вылетать. Дадим поручение нашим сотрудникам из местного управления ФСБ, они решат все вопросы за день-другой.
— Я бы хотел сделать это сам, — настойчиво сказал Колчин.
— Иди в канцелярию, — кивнул Шевцов. — Выписывай командировку на один день.
— На два дня.
— Не смей со мной торговаться. Мы не на базаре. Ладно, пусть будет два дня.
Москва, Крылатское. 1 августа
Этот будний день предпринимателя Николая Павловича Трещалова был заранее расписан по часам. Но все планы рухнули еще ночью, когда совершенно неожиданно разболелся зуб. Трещалов проснулся, терпел, сколько мог, пытаясь снова заснуть. Но боль распространилась на верхнюю челюсть, захватила затылок. Трещалов поднялся с кровати и стал, как раненый зверь, метаться по большой квартире, вспоминая, где находится домашняя аптечка.
Спросить было не у кого, потому что его жена Виктория с детьми отдыхала в Греции. Трещалов зажег свет во всех комнатах, сделал круг по гостиной, выдвинул ящики бюро и секретера, но вместо лекарств нашел там наборы серебряных вилок, чайные ложечки и перьевую ручку, которую потерял месяц назад. В третьем часу ночи Трещалов понял, что домашней аптечки в его квартире просто не существует. Сделав это открытие, он налил себе стакан коньяка, залпом осушил его и нырнул в постель. Но заснуть так и не смог. Только голова разболелась.
Утром Трещалов чувствовал себя больным и разбитым.
Он позвонил секретарю Маше, велел связаться с деловыми партнерами, принести глубокие извинения и отменить встречи, назначенные на первую половину дня, а также обед в «Метрополе» с фирмачом из Италии. Приняв душ, вытерся, высушил волосы феном и глянул в зеркало на свое отражение. После бессонной ночи выглядит он не так уж и плохо: худощавый, но представительный мужчина, темные волосы, на висках благородная седина. Правда, правая щека немного вздулась.
Выпив кофе, Трещалов оделся и, сев в кресло, тупо уставился в экран телевизора.
— Да, милая, привет, — отозвался Трещалов, узнав голос Насти, своей юной любовницы.
— Коля, у меня опять неприятности в этой шарашкиной конторе, которая до сих пор называется «Мосфильмом».
— Давай позже об этом поговорим. Я плохо себя чувствую, не спал всю ночь. Зуб болит...
Трещалов приготовился услышать слова сочувствия или что-то похожее на это, но Настя пропустила жалобы любовника мимо ушей. Даже не дослушала.
— Представляешь, только что звонит мне этот Жора и говорит, что съемки перенесли еще на неделю. Они меня хотят доконать, сволочи. Я уже на пределе. Не могу больше ждать, это выше человеческих сил. Неужели ничего нельзя сделать?
— Не знаю, детка, — поморщился Трещалов. — Это настолько срочно, что не может терпеть?
— А как ты сам думаешь? Что он из себя разыгрывает самого крутого? Чтобы сняться в эпизоде длиною в одну минуту, я жду целую вечность. А Жоре все по барабану, проклятый гомик. Главное, звонит и таким наглым высокомерным тоном заявляет...
Трещалов терпеливо слушал Настю и думал, что вместо сердца у этой девчонки бобина с кинопленкой. Она не просила у любовника того, что просили у Трещалова другие бабы: норковую шубку или часики с дорогими камешками. Настя помешана на идее, что в ней погибает великая кинозвезда. Чтобы реализовать себя, ей не хватает самой малости: знакомств с режиссерами и одной-двух выигрышных ролей. Пусть маленьких. А дальше, мол, отбоя не будет от предложений.
Однажды в ночном ресторане Трещалов перебрал лишнего и опрометчиво пообещал ей организовать дебют в кино. Наутро он забыл о своих словах, но Настя все помнила. И каждый день начинала фразой: «Коля, ты же обещал». У Трещалова не было знакомых киношников. После долгих поисков он вышел на какого-то то ли продюсера, то ли режиссера. Этот Жора Швондерович — бойкий пробивной малый — пообещал Насте эпизод в новой картине и вот уже третий месяц беззастенчиво тянул с Трещалова деньги, а съемочный день все откладывался.
Наконец Настя выпустила пар и спросила:
— Так ты приедешь вечером?
— Не обещаю, — ответил Трещалов. — Я ведь тебе сказал, что плохо себя чувствую. Зуб болит. Но ты, кажется, не услышала.
— Приезжай, Коля, мы все обсудим, обо всем поговорим. Даже о твоем больном зубе. Если тебе от этих разговоров станет легче.
Через минуту в дверь позвонил Вася Анохин.
Покидая квартиру, Трещалов закрыл дверь на оба замка и в сопровождении телохранителя спустился в лифте на первый этаж. Вышли из подъезда. Накрапывал дождь. Двор был пуст, только возле подъезда стоял какой-то незнакомый мужчина в мокром плаще и кепке и катал взад-вперед детскую коляску с синим пластиковым верхом и большими колесами.