Адский поезд
Шрифт:
Может быть, он и добрый, хозяин.
Но он хочет есть.
Суббота.
Циплята табака.
На секунду взгляд Кости сошелся с взглядом кондуктора. Он ощутил вторжение в душу. Это было так очевидно, что он бы поклялся, что видит мир с помощью шестого чувства. Сердце его заколотилось. Он ощутил запах бол, слитый с запахом наслаждения. Это было невероятно. Казалось, он был готов отдаться этой чужой воле и радоваться….. В глазах кондуктора сверкнул огонь. Он услышал новые слова. Увидел новые миры. Все это было более, чем ужасно, но
События последних часов…. Нет, было ли все это событием? Скорее, это были потоки ощущений, кусочки будущего. И вот теперь, все это раскрылось каким-то непонятным полотном в его голове.
Темные фигуры кивнули.
Тело тьмы жаждало обеда…..
— Билетик, — произнес Костя.
Он понял — он ничего не говорил, это был какой-то ментальный язык.
Кондуктор кивнул.
— Он меня заберет, — понял Костя, — и там меня будут мучить, и нет ничего другого, более сильного. Это — абсолют боли. Человеку не дано этого понять, пока он сам не столкнется с этим. В глазах у него поплыло. Его будто поили каким-то непонятным напитком, сделанным из выдернутых нервов, содранной кожи, крови, вылитой из вынутого руками сердца.
— Билетик, — произнес Костя, судорожно вдыхая воздух.
Тут произошло странное. Время еще более замедлилось. Тетечка, что содрогалась от невиданной боли, нанизанная на ноготь кондуктора, остановилась. Костя увидел время — оно было густым и неравномерным, структурированным. У него возникло ощущение, что все это он уже знал — когда-то давно, быть может, в другой жизни. Окна в тот момент прояснились, и там уже не было тьмы. Он увидел станцию — и на ней — множество людей. Но это были и люди, и не люди. У одних были лишние части тела, у других лица были перекошены какими-то уродливыми рудиментами. Само здание станции было дополнено барельефом в виде острых клыков, а на фронтоне красовалась ужасная морда.
Небо было красноватым, и на краю его — насколько позволял вид из окна — была видна какая-та иная Луна. Она также была красновато-рыжей, напоминающей Марс на небольшом удалении.
Сам поселок, где находилась станция был небольшой. Дальше были холмы — обыкновенные, хотя и немного красоватые, с ощущением нездоровой бесконечности.
Кондуктор же вынул из кармана пиджака какую-то бумажку и ухмыльнулся:
— Вот мой билетик, — хохотнул он.
— Хорошо, — ответил Костя.
Билет был черный. С чудовищным зубасто-клыкастым гербом. Дальше шло несколько рядов красных иероглифов. Костя тут понял, что он понимает, что там написано. Он вопросительно посмотрел в глаза кондуктору.
— Что не так? — взвизгнул кондуктор.
— А где отметка компостера? — спросил Костя.
— Компостеры отменили, — ответил адский кондуктор обиженно.
— Да, я забыл, — сообразил Костя.
За окном было видно движение. Уродливые люди шли к вагонам, чтобы
— Двери, — догадался Костя, — двери.
И в этот момент время встало на место. Вагон залился шумом, криками, суетой. Костя попятился назад, натолкнулся на кого-то спиной. К нему вернулся прежний животный ужас. Кондуктор, таща за собой жертву, добрался до столика, за котором сидел камрад Буффало.
— А ваш билетик? — спросил он.
Насекомое, сидевшее в одной из дыр его лица, соскочило на стол прямо перед камрадом и злобно затрещало.
Камрад икнул. Он не мог произнести ни слова.
— Нет билетика, — заключил кондуктор.
Насекомое подтвердило этот факт яростным треском.
И тут произошло самое ужасное. Кондуктор подскочил к камраду, схватил его одной рукой за голову. В другой — появился консервный нож. Он ткнул им в голову Виталика и принялся вскрывать его череп.
— А-а-а-а, — тихо простонал тот.
Вскрытие произошло необыкновенно быстро. Кондуктор отбросил крышку в сторону. Виталик моргал, ничего не понимая.
— А теперь будем есть, — заявил кондуктор.
Он вынул большую блестящую ложку, готовясь запустить ее в мозги камраду.
Виталик поднял глаза — большие, круглые, налитые болью. Он попытался встать, но у него ничего не вышло. Мозги в его открытой голове дышали и колыхались, напоминая некий экзотический фрукт.
— Нет билетика, — сказал кондуктор.
Камраж Буффало сжал кулаки — он точно пытался собрать воедино всю волю, чтобы бежать, но что-то сковывало его. Кондуктор посмотрел к глаза Косте и ухмыльнулся, и тот почувствовал сигнал — и тоже улыбнулся. Ему было одновременно и страшно, и почему-то — весело. Некая сила заставляла его радоваться.
— Начем-с — сказал кондуктор и зачерпнул виталикиных мозгов.
Глаза камрада стали еще шире, но он не закричал — видимо, что-то мешало. Кондуктор открыл рот и съел первую ложку.
— Недурно, — сказал он, — но соли не хватает?
Свободной рукой он достал из кармана солонку.
— А еще и перец! У тебя есть перец?
Костя пожал плечами.
— А у меня есть. Но за ним надо идти в купе? Сходишь?
Костя вздрогнул.
— Вместе тогда поедим…. А….
Он зачерпнул еще мозгов — белая масса свисала с ложки. Камрада кричал без звука. Видимо, его голос улетал куда-то еще, и там летел, сотрясая пространство. Костя стоял как вкопанный. Все его естесство было пропитано жаром — смесью из животного ужаса и навязанной, впрыснутой в душу, радости.
— Вкусно, — чамкая сказал адский кондуктор.
Жертва, висевшая на его третьей руке, продолжала кричать и трепыхаться. Давка у дверей в тамбур продолжалась. Казалось, что там кто-то застрал. Во всяком случае, никакого движения вперед и не наблюдалось. По вагону распространялось чуство обреченности. Хуже того, все те ужасные, непонятные жители, которые собирались войти в вагоны, были ни чем не лучше адского кондуктора.