Адский расчет

Мэрфи Уоррен

– Твой отец лгал, – оборвал его Чиун.

– Зачем ему было лгать? Он говорил, что Дом Синанджу знал периоды расцвета и могущества и что только после произошедшей здесь великой битвы деревня пришла в упадок.

– Глупец! Деревня Синанджу осталась такой же, какой была в те времена, когда строилась Ниневия.

– Как?

– Ни корейцы, ни китайцы не сражались с американцами на этой земле. Не было никакой битвы. Был кровавый пир, когда Чиун Защитник сеял ужас и смерть среди захватчиков, которые в невежестве

своем осмелились окружить Синанджу пушками и танками и нарушить его драгоценный сон. Они бежали, а чтобы их не уличили в трусости, выдумали сказку о великой битве, которой не было.

– Но мой отец... – попытался было возразить Кьюнг.

– Каждый бездельник, служивший в армии старого Кима, позднее непременно заявлял, что участвовал в битве при Синанджу. Поскольку на самом деле никто не мог принимать участие в битве, которой не было, эта ложь всем сходила с рук. Но здесь, в Синанджу, врать бесполезно. А теперь убирайся с глаз моих, отпрыск лживого отца.

Полковник Кьюнг на негнущихся ногах покорно ретировался к джипу. Сев за руль, он включил зажигание и задним ходом поехал прочь, не сводя изумленного взора с этих странных незнакомцев. Он проехал, должно быть, добрых полмили, прежде чем догадался наконец развернуть машину.

– История, которую ты рассказал, – это правда? – спросил Римо.

Чиун, прищурившись, взглянул на него:

– Я всегда говорю правду.

– Напомни мне, когда вернемся. Я хочу почитать об этом.

– Как хорошо дома! – тотчас промолвил старик, поворачиваясь, чтобы насладиться знакомым до боли пейзажем.

Римо промолчал. Здесь он не дома. С этим местом у него были связаны тяжелые воспоминания. И теперь они вновь нахлынули на него. Когда-то он думал осесть в этих краях. Хотел даже жениться на кореянке и завести много детей. Только в те дни он чувствовал себя счастливым. Но счастью помешал один старый недруг, который выследил Римо и убил его невесту.

Он нашел глазами старое кладбище, раскинувшееся под сенью сливовых деревьев, – единственное ухоженное местечко во всей деревне.

– Вспоминаешь прошлое? – поинтересовался Чиун. – Мне никогда не нравился этот заброшенный утолок. Думай о дороге, которая ждет впереди, а не о том пути, который уже прошел, – промолвил старик и начал спускаться по узкой тропинке, что вела к деревне.

Римо тряхнул головой, словно желая отбросить мрачные мысли. Ни к чему ворошить старое – забот и без того хватает.

Словно возвещая об их приближении, поднялся ветер.

Над деревней сгущались сумерки. В воздухе пахло солью и гнилыми моллюсками. Очертив догорающими красными лучами скалистый силуэт береговой линии, солнце закатилось за горизонт. На земляной насыпи, слишком низкой, чтобы назвать ее холмом, стояло нарядное, похожее на танцпавильон, сооружение. Обитель мастеров, легендарная сокровищница Синанджу. Дом Чиуна.

Туда

и направил свои стопы мастер Синанджу.

Римо нехотя последовал за ним.

Некоторое время их появление оставалось незамеченным. Наконец какой-то мальчишка, до того плескавшийся в грязной луже, оторвавшись от своего занятия, заметил Чиуна и, вскочив на ноги, бросился бежать, оглашая деревню пронзительными криками.

– Идет! – кричал мальчишка на корейском. – Верховный мастер идет!

Обитатели Синанджу стали выходить из домов, потянулись с берега. Начинался прилив, и песчаная полоска пляжа скрылась под водой.

Жители Синанджу, окружив Чиуна, вынудили его остановиться. Лица их тем не менее оставались совершенно бесстрастными.

От толпы отделился сухопарый, жилистый старец с грубой, обветренной кожей, в котором Римо узнал Пуллянга, замещавшего мастера во время его отсутствия.

Подойдя к Чиуну, он опустился на колени и пал ниц, как того требовала традиция.

– Приветствую тебя, мастер Синанджу, наша опора и хранитель обычаев! Наши сердца преисполнены любовью и ликованием при виде того, кто одаривает своими милостями Вселенную, – выпалил Пуллянг на одном дыхании, как школьник, повторяющий таблицу умножения.

Чиун слушал своего заместителя, смежив веки. Его буквально распирало от гордости, и теперь он походил на надутого, самодовольного индюка.

– Как хорошо вновь оказаться среди своего народа! – произнес мастер. – Я привел с собой своего приемного сына Римо, с которым ты уже знаком.

Римо равнодушно скрестил руки на груди, полагая, что на него не обратят внимания. Однако ожидания не оправдались: жители деревни обступили его и принялись оглядывать с головы до ног. В их раскосых глазах угадывалось недоверие.

Пуллянг повернулся к мастеру Синанджу:

– Он все еще белый.

– Всмотрись в его глаза.

Снова поймав на себе пристальный взгляд, Римо нахмурился.

– Ты не находишь, что в них стало больше корейского? – спросил Чиун.

– Ерунда! – буркнул Римо.

– Что-то есть, – признал Пуллянг.

– Вряд ли, – возразил Римо.

– Да, теперь я вижу, от него исходит корейский дух, – заключил Пуллянг. Остальные согласно закивали.

– Со мной он почти изжил в себе христианское начало, – добавил Чиун.

Лица его земляков просветлели, кое-кто даже зааплодировал.

– Еще несколько лет под солнцем Кореи, и его кожа будет такой же золотистой, как твоя или моя, – продолжал Верховный мастер.

Римо фыркнул:

– Чушь собачья!

– А теперь расходитесь! – категорическим тоном произнес Чиун и хлопнул в ладоши. – Пуллянг останься.

Жители разбрелись кто куда, и лишь Пуллянг не двинулся с места.

Чиун взял его за рукав, привлек к себе и прошептал ему на ухо:

– Отвечай, золото все еще не доставили?