Адское Воинство
Шрифт:
— Капитан сердит на вас из-за того, что случилось с Глайе, — прошептал Блерио. — Он говорит — извините меня, — что вы ни черта не делали. Я сказал вам об этом, потому что хотел предупредить: капитан иногда может быть очень злым.
— Я заметил.
— Не обращайте внимания, это у него быстро проходит.
Антонен осторожно сел на стул в кухне Глайе и опустил руки на колени.
— Лина сейчас на работе, Иппо уехал покупать дрова, а Мартен в лесу, — сообщил он. — Вот я и решил пойти к вам.
— Мы вас слушаем, — мягко сказал Адамберг.
Эмери сел в стороне от них, давая понять, что это
— Говорят, Глайе убили.
— Это правда.
— Вы знаете, что Лина видела его со Свитой и слышала, как он молил о пощаде?
— Да. С ним там были Мортамбо и еще кто-то четвертый, безымянный.
— Я вот что хотел вам сказать: когда Свита убивает, она это делает по-своему. В смысле, никогда не пользуется современным оружием, ружьем или там револьвером. Потому что Эллекену незнакомо это оружие. Эллекен для него слишком стар.
— Но ведь Эрбье застрелили из ружья.
— Да, но, может быть, это не Эллекен с ним расправился.
— А вот с Глайе было так, как вы сказали, — согласился Адамберг. — Его убили не из ружья.
— Значит, топором?
— Откуда вы знаете?
— Потому что наш топор исчез. Вот это я и хотел вам сказать.
— Надо же, — усмехнулся Эмери. — Ты, такой хрупкий, добрался сюда, чтобы сообщить нам, что было орудием преступления. Очень мило с твоей стороны, Антонен.
— Мама сказала, это может вам помочь.
— А ты не боишься, что вам это может, наоборот, повредить? Или ты думаешь, мы его найдем, и решил предупредить нас заранее, чтобы избежать подозрений?
— Успокойся, Эмери, — резко сказал Адамберг. — Когда вы обнаружили, что топор исчез?
— Утром, но это было до того, как я узнал про Глайе. Сам я топором не пользуюсь, мне нельзя. Но я заметил, что его нет на обычном месте. Он у нас всегда во дворе, на куче дров, торчит из полена.
— То есть кто угодно может его взять?
— Да, но никто этого не делает.
— У вашего топора есть какие-то особенности, по которым его можно опознать?
— Иппо вырезал на рукоятке букву «В».
— Вы думаете, кто-то нарочно взял ваш топор, чтобы подозрение пало на вас?
— Может, и так, но я хочу сказать, это была бы не очень хитрая уловка. Если бы мы захотели убить Глайе, мы бы не стали брать наш топор, верно?
— Наоборот, это была бы исключительно хитрая уловка, — перебил его Эмери. — Взять для убийства свой топор — на такую грубую оплошность вы, конечно же, неспособны. Ведь вы, Вандермоты, самые сообразительные люди в Ордебеке.
Антонен пожал плечами:
— Ты нас не любишь, Эмери, и твое мнение меня не интересует. Вот твой предок, он знал, что делать на поле боя, даже когда у противника было численное преимущество.
— Не трогай мою семью, Антонен.
— Почему бы и нет? Ты же мою трогаешь. А скажи, что ты от него унаследовал? Ты кидаешься напрямик через поле за первым же мелькнувшим зайцем. И никогда не смотришь, что творится вокруг, никогда не пытаешься понять, что думают другие. И, кроме того, тебя отстранили от расследования. Я говорю не с тобой, а с комиссаром, который приехал из Парижа.
— И правильно делаешь, — с хищной улыбкой ответил Эмери. — Сам видишь, с момента своего
— Неудивительно. Ведь когда пытаешься понять, что думают другие, на это уходит много времени.
Антонен умолк и на его тонком лице появилось сосредоточенное выражение: он услышал какой-то шум. В дом вошла группа экспертов, прибывшая из Лизьё.
— Антонен, Данглар проводит вас домой, — вставая, сказал Адамберг. — Спасибо, что зашли к нам. Эмери, давай встретимся вечером, за ужином, если не возражаешь. Я не люблю дискуссий. Не потому, что я всегда прав, просто они меня утомляют, даже когда для них действительно есть повод.
— Хорошо, — секунду подумав, ответил Эмери. — Ужинаем у меня?
— У тебя. Сейчас тебе предстоит работать с экспертами, так что я пойду. Мортамбо надо задержать и под этим предлогом не выпускать из камеры как можно дольше. У вас он хоть будет в безопасности.
— Куда ты сейчас? Обедать? Или навестить кого-то?
— Пройтись. Мне надо пройтись.
— В каком смысле? Пойти что-то выяснить?
— Нет, просто пройтись. Знаешь, доктор Эльбо заверил меня, что электрических шариков не бывает.
— Тогда что же это такое?
— Вечером поговорим.
Нахмуренное, сердитое лицо капитана мигом разгладилось. Бригадир Блерио сказал правду: характер у Эмери был отходчивый. Приятное и, в сущности, редкое свойство.
XXXI
Волнение в Ордебеке заметно усилится, думал Адамберг, но тревога и упорное желание понять, что происходит, обернутся в душах людей скорее паническим страхом перед Адским Воинством, чем злобой на парижского комиссара, который не смог предотвратить очередное убийство. Ибо кто из здешних жителей поверит, что какой-то смертный в силах остановить карающую десницу Эллекена? Тем не менее Адамберг свернул на безлюдную тропу, чтобы уклониться от ненужных расспросов, хоть и знал, что нормандцы предпочитают ни о чем не спрашивать напрямую.
Он пошел по проселку, огибавшему Ордебек, мимо пруда, над которым повисли стрекозы, потом круто свернул в рощу Птит-Аланд и под палящим солнцем направился к Бонвальской дороге. После недавних событий никто, конечно, не сунется в это проклятое место, поэтому риск нежданной встречи равен нулю. Ему бы следовало уже не один раз прогуляться по Бонвальской дороге. Ведь если Лео что-то увидела и что-то поняла, это могло произойти только там. Но ему сперва надо было вызволять Мо, потом внедрять Ретанкур в дом Клермон-Брассеров, спасать Лео, получать указания от графа, — в общем, он не сумел попасть туда вовремя. Или, возможно, тут сыграл свою роль некий фатализм, заставивший его винить во всем Владыку Эллекена, вместо того чтобы искать убийцу из плоти и крови, зарубившего свою жертву топором. От Кромса не было вестей. Впрочем, сын четко выполнял его же собственные инструкции: ни в коем случае не связываться с ним. Ведь к этому моменту, а тем более после приезда в Ордебек спецотряда из министерства его второй, секретный мобильник наверняка уже засекли и взяли на прослушку. Надо срочно предупредить Ретанкур, чтобы больше не выходила на связь. Кто знает, что может случиться с «кротом», который тайком пробрался в громадную нору Клермон-Брассеров.