Адвокат империи

Карелин Сергей Витальевич

Я сидел в машине, перечитывал статью «Столичного вестника» и кипел. Кипел, как грёбаный чайник, у которого вот-вот сорвёт крышку. И больше всего меня бесило то, кого именно подставляли в этой статье. Меня. Тут даже к бабке не ходи, и так понятно, что именно произошло…

Телефон в моём кармане неожиданно зазвонил. Ладно, какое там неожиданно. Глянув на дисплей, я вздохнул. Ждал этого звонка. Странно было бы думать о том, что он об этом не узнает.

— Ты хоть знаешь, что я с тобой сделаю? — рявкнул в динамике разъярённый

голос Лазарева, едва я только ответил на звонок. — Заработать решил?! Я тебя закопаю, Рахманов! Ты похоронил для нас любую возможность защитить Изабеллу!

Мда-а-а-а… опять-таки, настолько опытный человек, как он сразу же понял, чем нам это грозит. Сука, не люблю оправдываться, но тут просто выхода нет.

— Я этого не делал, — коротко произнёс.

— Не неси чушь! Я читал заметку! Над этим делом сейчас работаем только мы с тобой! И что? Продался за подачку от этой жёлтой газетёнки?! Я…

Дослушивать, что именно он собирался сказать, я не стал. Просто повесил трубку. Грубо. Невежливо. Плевать. Сейчас толку от разговора по телефону не будет. Он на эмоциях. И, похоже, я теперь понимал почему.

И нет. Дело не только в том, что эта сраная статья практически похоронила наше дело. Теперь любые присяжные, которые станут рассматривать это дело, будут с большой вероятностью заведомо враждебно настроены против Изабеллы. Как бы мне ни хотелось ругаться, но тот, кто писал эту поганую статейку сделал своё дело на отлично. Урод. Она давит на эмоции. Обсасывает случившееся исключительно с позиции «молодой благородный барон и его мерзкая алчная жена-простолюдинка». И ведь отличная позиция. Удобная для простого обывателя. Им легко будет поверить, что Изабелла пошла на такое. Так в случае открытого суда ещё и слова прислуги и сестры Анатолия могут… хотя нет, какое там. Они обязательно поспособствуют этому.

Ладно. Будем стараться решать проблемы по одной. Первая и самая важная — сделать так, чтобы меня сейчас не уволили.

Машина остановилась перед зданием фирмы почти через три с половиной часа после звонка. Лазарев попытался позвонить мне ещё один раз. Я, разумеется, его проигнорировал. Другие дела имелись. Пришлось заехать в пару мест, чтобы подтвердить то, о чём я и так уже догадывался. Но это поможет. Быстро выбрался наружу, зашёл в холл высотки и поднялся сразу на шестьдесят седьмой этаж.

Лазарев сидел у себя в кабинете, разговаривая с кем-то по телефону. Он увидел меня ещё на подходе, пока я шёл по коридору, сказал пару слов в телефон и отложил его в сторону.

— Ты уволен, — первое, что я услышал, едва только зашёл в его кабинет.

Впрочем, это было ожидаемо. Лазарев в бешенстве. По глазам видел.

— Ты торопишься, — бросил я ему. — Я к этой статье не имею никакого отношения.

— Да что ты говоришь?!

— Да! Или что? Я, по-твоему, настолько тупой, что позволил бы им оставить такой жирный намёк на то, что сам это сделал?

— «Вестник» —

это кучка жадных до горячего материала шакалов, готовых схватиться за любую историю, если она поднимет им рейтинг. А их читатели — толпа идиотов, готовых это дерьмо сожрать и радоваться!

Ну так-то спорные слова для издания, считающегося одним из самых популярных в Империи, мельком подумал я. Его как минимум читала треть страны. Эх, Рома, лезет наружу врождённое чувство превосходства? Хотя какое мне дело.

— Успокойся, пожалуйста, и подумай над тем, зачем мне это. Ради разовой подачки? То есть, по-твоему, я променял бы шанс, который ты мне дал, на то, чтобы разок заработать на подобном дерьме?

— Да откуда мне вообще знать, что у тебя в голове?! — полетел в меня ответ.

— Хотя бы с того, что я помогу тебе закопать показания этой служанки. И ещё, Распутин участвовал в этом деле по чьей-то просьбе.

О! Вот сейчас его проняло. Лазарев нахмурился, задумался и посмотрел на меня по-новому.

— Объясни.

— Когда мы говорили с ним, он произнес одну фразу, — начал пояснять я. — Он сказал, что, цитирую, «сделал то, что от меня требовалось». Сначала я не понял, в чём именно дело. Но потом до меня дошло.

— И? — не сразу понял Лазарев. — При чём тут вообще это?

— А ты сам подумай, — подтолкнул я его в правильном направлении. — Распутины — один из самых старых благородных родов. Они целители. Помогать другим у них чуть ли в подкорку не зашито. Они делают это, потому…

— Потому, что это их долг, — договорил за меня Лазарев, и я кивнул.

— Верно. То есть он сказал бы, что «должен был сделать это». А вместо этого «сделал то, что от него требовалось». То есть…

— То есть его кто-то об этом попросил.

— Верно.

— Слишком притянуто, — покачал он головой.

Эх, приятно, что он перестал психовать и вернулся в рабочую колею. А вот то, что он начал воспринимать это дело как личное, уже не так хорошо. Что-то их с Изабеллой связывало. Только вот что именно, я не знал. Не знал, но догадывался.

— Согласен, но это уже кое-что. Плюс я специально уточнил у Распутина. Он подтвердил мне, что является единственным, кто мог определить наличие яда…

— Нет, — перебил меня Лазарев. — Если ты хочешь поставить под сомнения его слова…

— Да не собираюсь я этого делать, — закатил глаза. — С его-то репутацией? Серьёзно? Любая моя попытка моментально запнётся. Нет. Но ты сам не можешь не признать, что всё это выглядит очень и очень удобно. И ещё кое-что. Юлия в разговоре призналась, что любила барона.

— Служанка, которая давала показания против Изабеллы?

— Она самая.

Лазарев задумчиво посмотрел в потолок своего кабинета. Видел, что он раздумывает над происходящим. Так что решил добавить.

— Если мы спросим её в суде под присягой об этом, то она будет вынуждена сказать правду. А после…