Адвокат инкогнито
Шрифт:
– Как вы ушли из ресторана?
– Ко мне подошла какая-то женщина… Или я к ней подошел. Мы стали разговаривать. Хорошо так, душевно. Потом, кажется, пошли в бар и опять пили и разговаривали.
– Вы можете описать ту женщину?
Лицо Аркадия страдальчески исказилось.
– Можете мне не верить, но я вообще мало что помню. Кажется, она была блондинкой лет тридцати…
– Ей тридцать девять.
– Тридцать девять? Старше, чем моя жена? О боже мой!
Чирков сочувственно улыбнулся.
– Ну
– Не помню.
– Но вы же не будете отрицать то, что были в гостинице?
– Нет, конечно. Если меня забрали из гостиницы, глупо говорить, что меня там не было.
– Разумно. И что же там произошло? Вы решили приударить за вашей знакомой?
– Приударить?!
«Хорошо, что он так деликатен», – подумал Аркадий, вспоминая, какой лексикон использовали оперативники.
– Все-таки опишите ваши действия, Аркадий Александрович.
– Я не помню.
Следователь оперся спиной о стену и покачал головой.
– Эдак у нас с вами ничего не получится, – расстроился он. – Вы не хотите говорить. Что, по-вашему, я должен писать в протокол? То, что вы ничего не помните?
– Но я на самом деле ничего не помню! – взмолился Аркадий.
– Тогда придется вспомнить. – Следователь достал из папки какой-то лист и, прокашлявшись, начал читать: – «Соболев повалил меня на кровать и начал сдирать одежду». Правильно написано?
Аркадий Александрович нервно сглотнул:
– Это… это она написала?
– Да, я читаю выдержку из заявления Кисловой для того, чтобы вы вспомнили все как следует. Так вы сдирали с нее одежду?
– Не помню… – начал было Соболев, но, увидев выражение лица следователя, осекся. – В принципе утром я нашел на полу розовый женский пиджак с оторванной пуговицей. Так что не исключаю…
– Вот и правильно, – одобрил следователь и опять обратился к заявлению. – «Соболев сорвал одежду и с себя. На его правой груди я заметила родинку…» Есть такая?
– Есть, – обреченно сдался Аркадий.
– Конечно, глупо отрицать, когда у нас есть акт вашего освидетельствования. Врач нашел у вас и родинку, и свежие царапины на груди и внизу живота. Значит, Кислова сопротивлялась?
– Значит, сопротивлялась, – опустил голову Аркадий.
– А вы запоминайте, запоминайте, – назидательно заметил Чирков. – Потом все повторите для протокола допроса. Нам не нужны ваши всякие там «не знаю» и «не помню»… Вы изнасиловали Кислову дважды. Один раз в естественной и один раз – в извращенной форме.
– В извращенной?! – воскликнул Аркадий. У него даже не хватило смелости спросить, что же имеется в виду.
– Анальное совокупление, – тем не менее коротко пояснил Чирков, внимательно глядя на
– Но я же пояснял, что не помню.
– По-вашему, у гражданки Кисловой есть повод оговаривать вас?
– Наверняка нет. Мы ведь едва знакомы, – прошептал Соболев.
– Я тоже так думаю. Значит, женщина не обманывает?
– Не знаю, что и сказать.
– Просто подтвердите ее слова. Большего от вас и не просят, – предложил Чирков. – Вы не беспокойтесь, врач осмотрел потерпевшую. Ее слова совпадают с данными медицинского обследования. Так что вас никто не просит оговаривать себя.
– Но если я подтвержу ее слова, меня отправят в тюрьму?
– Не думаю, – заверил его следователь. – Я отпущу вас под подписку о невыезде, а судья примет во внимание все ваши положительные характеристики с места работы, наличие детей, семьи…
– О боже! Значит, не удастся оставить это все в тайне?
Чирков пожал плечами.
– Процесс будет закрытым, поэтому обо всем узнает только ограниченный круг лиц. Так что я там говорил? Судья, учитывая вашу положительную личность и деятельное раскаяние, назначит вам условный срок.
– Это точно?
– Разумеется. Ну посудите сами, что вам делать в тюрьме?
Аркадий кивнул головой.
– А что там еще написано в ее заявлении?
Следователь передал ему бумагу, и Соболев начал разбирать неровные строчки, написанные торопливым почерком его ночной незнакомки. Не прошло и минуты, как он в сердцах бросил заявление на стол.
– Она пишет, что я хотел убить ее и скрыть тем самым следы преступления! – возмущенно воскликнул он. – Она пишет, что я душил ее. Это же бред!
– Почему вы говорите, что это бред, если, как утверждаете, ничего не помните? – спросил следователь, хитро прищурив один глаз. – Или все-таки что-то стали припоминать, а?
– Нет, я действительно ничего не помню! Но если я еще допускаю мысль, что по пьянке мог изнасиловать ее, то, хоть убейте, не могу себе представить, что собирался ее задушить. Я не преступник!
– Ну, хорошо, хорошо, – примиряюще откликнулся следователь. – Может, дамочка слегка сгустила краски. Мы, конечно, вам статью про покушение пока укажем. Не можем же мы игнорировать ее заявление! Но потом судья все это из обвинения уберет, и вы уйдете домой. Я тоже считаю, что вам незачем было ее убивать.
– Что от меня сейчас требуется? – устало спросил Аркадий.
– Всего ничего, – заявил Чирков. – Вы напишете заявление, в котором изложите события той самой ночи. Если плохо помните, можете указать все в общих чертах. Выпил, изнасиловал… Мы разберемся. А потом мы при адвокате вас официально допросим, и вы все повторите под протокол. Лады?