Адъютант его превосходительства
Шрифт:
Вытирая большим фуляровым платком лоб и щеки, одышливо развалясь в кресле, Щетинин записывал распоряжения Кольцова на листке бумаги и суетливо отвечал:
— Сам! Сам, господин капитан, собственным неусыпным оком прослежу за дворниками и домовладельцами. С мылом, с мылом заставлю этих каналий мыть тротуары. Пусть его превосходительство не беспокоится.
— На днях Владимир Зенонович изволил быть в театре и выразил удовольствие, что в городе гастролирует оперная труппа… Англичане и французы, между
Усердно слушавший Щетинин заулыбался.
— Будет исполнено! Прикажу им играть исключительно английские и французские оперы…
Кольцов несколько озадаченно посмотрел на градоначальника, затем, снисходительно улыбаясь, сказал:
— Ну не обязательно английские и французские. Пусть играют то, что у них есть. Не плохо им послушать и русскую оперу, например «Евгения Онегина»…
…А пальцы солдата с непостижимой быстротой касались струн балалайки, бежали по грифу, словно стараясь догнать друг друга, но, так и не догнав, замирали…
Увлечённые игрой солдаты не заметили, как к кругу подошёл поручик. По лицу его скользнула злая, оскорблённая гримаса, лицо вытянулось, Он нервно передёрнул плечом и ударом ноги в новеньких щегольских сапогах выбил из рук музыканта балалайку.
— Почему не даёте дорогу офицеру? Распустились, скоты! — мальчишечьим фальцетом вскричал поручик.
Солдаты отхлынули от крыльца, приниженные и растерянные, не в силах понять беспричинной злости поручика.
Около поручика остались стоять только солдат-музыкант и Юра. Солдат понуро смотрел на разбитую балалайку, лежавшую у ног Юры.
Поручик брезгливо посмотрел на балалайку, перевёл взгляд на солдата и опять закричал:
— Как стоишь?!
И тут шагнул вперёд Юра. Он вскинул голову и возмущённо крикнул:
— Вы гадкий человек! Вы не смеете так поступать!..
— Что?.. Что ты сказал?! — разъярённый офицер резко обернулся к Юре.
— Поручик, подойдите сюда!
На крыльце стоял Кольцов.
— Слушаю вас, господин капитан! — тотчас подошёл поручик и козырнул.
Не отвечая на его приветствие, Кольцов процедил сквозь зубы:
— Воюете? — Он кивнул головой в сторону солдата, — бережно поднимавшего изломанную балалайку. — Не стыдно вам?
— Нет, представьте себе! Не стыдно! — вдруг задёргался поручик, и в глазах его вспыхнула истеричная тоска. — Не стыдно, господин капитан! Такие вот мужички-музыкантики грабили наши имения!..
Юра вздрогнул и обернулся на стоявших поодаль солдат. Он увидел разные лица — озлобленные, покорные, гневные и умирённые. Но было и нечто общее — печать страшной усталости, которая лежала на их лицах.
А поручик, сжимая в левой руке перчатки, а правую продолжая держать на отлёте, словно пытаясь ещё раз поприветсвовать капитана, истерически продолжал:
— А теперь
Кольцов брезгливо усмехнулся:
— Так вы её мордобоем хотите поддерживать?..
— А хотя бы и так! — скривил губы поручик и продолжал, настаивая на своём: — До чего доводит либерализм, мы уже собственными глазами видим… Пожинаем урожай, господин капитан…
Кольцов не стал слушать. Он пренебрежительно отвернулся, приказал шофёру:
— Возвращайтесь в штаб. Мы пойдём пешком!..
Звеня шпорами, Кольцов шёл по улице. Рядом шагал Юра, исподтишка наблюдая за своим наставником. Наконец он решился, спросил:
— Павел Андреевич, а у вас тоже мужики разграбили имение?
— Не знаю. Давно в тех краях не был, — сухо ответил Кольцов.
И снова они шли молча сквозь многоголосую толпу. Что-то у мальчишки-газетчики. Миловидные девушки гремели содержимым металлических кружек с надписью: «В пользу раненых». Каждому, кто опускал в кружку деньги, они с улыбкой вручали цветы.
— Павел Андреевич, а когда мы начнём?
Кольцов не понял.
— Что?
— Ну, обучать меня стрельбе из нагана?
— А-а… Как-нибудь… вот буду посвободнее… — рассеянно ответил Кольцов.
— Нет! Сегодня!.. Сегодня же, Павел Андреевич… Ладно? — Юра, чувствовал подавленное настроение Кольцова и считал, что и ему тоже нужно отвлечься.
— Ну что ж… — согласился Кольцов. Он уважал в людях упорство и целеустремлённость. И ещё подумал: «Интересно, для чего ему нужно оружие? Просто так, из мальчишеского тщеславия, или же задумал что-то?.. Надо будет спросить. И возможно, даже вмешаться…»
Они свернули на другую улицу, прошли мимо гостиницы и по каменным ступенькам спустились к пустырю, где в приземистом деревянном бараке размещался офицерский тир.
Одноногий солдат, обслуживающий тир, обрадовался посетителям: работы у него было немного и он откровенно скучал, и торопливо выложил на стойку несколько духовых ружей, пистолеты.
— Мы попробуем своим оружием, — сказал Кольцов и, вынув из кобуры небольшой бельгийский браунинг, показал, как с ним обращаться, и после этого передал Юре:
— Ну, давай!
Сухо прозвучали под сводами барака выстрелы. Один, второй… Однако пёстро раскрашенные, похожие на матрёшек фигурки, уставленные на дальнем барьере, не падали.
— Плохо целишься, — недовольно бросил Кольцов.
— Вы, барчук, сквозь прорезь на мушечку, а с мушечки на куколку глядите. И будет в аккурат, — поучал Юру одноногий солдат.
Юра снова прицелился, удерживая дыхание. Потом передохнул и опять начал все сначала. Выстрел отбросил руку вверх. А фигурок на барьере было столько же, сколько до выстрела.