Адъютант его превосходительства
Шрифт:
— У фраера бочата из скулы принял.
— Ты что, не русский?
— Это карманщик, ваше высокоблагородие. Говорит, что часы из кармана у какого-то господина вытащил.
— Все здесь такие?
— Так точно.
Процессия направилась в другой сарай. Здесь среди арестованных находился Кособродов, его помощник Николай, а в стоне стоял Семён Алексеевич.
— За что посадили? — снова будто завёл пластинку градоначальник.
— Сами не знаем, — ответил пожилой рабочий. — Деповцы мы, рабочие, значит, из паровозного депо. Кто-то нам листовки какие-то
— Сукины сыны! — неизвестно в чей адрес выругался градоначальник. Ткнул пальцем в Николая: — А ты кто?
— Паровозный кочегар, ваше сиятельство.
— За что? — возмущённо воззрился на него градоначальник и повторил ещё грознее: — Так за что?..
— На паровозе пассажира провезли… — недоумевая, ответил тот.
— Нет, что только делается! — взорвался градоначальник. — Паровозы не ремонтированы. Ездить на них некому. А эти здесь Даром казённый хлеб жрут, бока отлеживают! Это же саботаж! Выгнать! Немедля выгнать всех железнодорожников. Пусть работают. А кто не захочет работать добровольно, погоним силой.
Фельдфебель торопливо делал пометки в книге и вопросительно смотрел на Дудицкого. Но тот был чем-то загипнотизирован. Глядя на нары, он подошёл к ним ближе. Там валялась самодельная колода карт.
— Ваше благородие… — напомнил фельдфебель.
— Пупсик, гони их всех к чёртовой матери! — с трудом улавливая, что к чему, приказал по-щетинински Дудицкий. Он сунул в карман колоду карт и пошёл вслед за градоначальником.
В прежние времена средоточием жизни городов были базары. В Харькове базар находился неподалёку от большой церкви Святого Благовещения. Вокруг церковной ограды, как и у Китайгородской стены в Москве, букинисты торговали книгами.
К одному из таких книжных развалов пришёл Юра. Он выбрал себе несколько книг, и пожилой букинист в пенсне, с седой бородой, перебирая их, шутливо сказал:
— Есть такое мудрое изречение: скажи мне, кто твои друзья, и я скажу тебе, кто ты. Как же можно сказать, кто вы, если друзья у вас — король Людвиг Двенадцатый, капитан Гаттерас, Шерлок Холмс… Кто вы? Помощник Холмса доктор Ватсон? Или герцог де Гиз? — Букинист добродушно рассмеялся и добавил: — Рубль с вас, молодой человек.
На церковной паперти толпились нищие. В углу, возле церковной ограды, сидя на корточках, что-то жадно ели беспризорные.
За церковной оградой Юра сел на скамейку и, не обращая внимания на снующих взад и вперёд людей, не в силах сдержать читательского нетерпения, стал перебирать порядком зачитанные книги. У одной вовсе не было обложки, и, как все интересные книги, начиналась она не с первой страницы. И Юра начал читать. Внезапно на плечо Юры легла чья-то рука. Он удивлённо поднял голову и ничего не понял: перед ним стоял одетый в какое-то рваньё заросший и сильно измождённый человек и что-то говорил. Быстро шевелились сухие, потрескавшиеся губы, но голоса Юра почему-то не слышал. Он все ещё жил событиями прочитанного… Но вот постепенно мир вокруг
— Ты что же, не узнаешь меня? — настойчиво и чуть-чуть обидчиво спрашивал хриплым голосом этот незнакомый человек.
Юра пристально всмотрелся и с трудом, веря и не веря своим глазам, узнал Семена Алексеевича.
— Вас… вас выпустили? — тихо спросил Юра, торопливо закрывая книгу.
— По ошибке. И уже, наверно, спохватились. И уже, наверно, ищут. — Семён Алексеевич затравленно оглянулся, помялся, несколько раз кашлянул и затем, виновато отведя в сторону глаза, глухим голосом спросил: — Денег у тебя не найдётся? Понимаешь, есть хочется. — И улыбнулся своей ясной улыбкой.
Юра машинально полез в карман, хотя и знал, что денег там нет. Что же делать? Как выручить дорогого ему Семена Алексеевича? Единственный рубль, который у него был, он отдал за книги. Затем Юра бросил мимолётный, сожалеющий взгляд на книги и поспешно поднялся.
— Вы подождите меня тут. Я сейчас…
— Ты куда? — насторожённо спросил Семён Алексеевич, но Юра уже исчез в толпе.
«Куда он мог побежать? — недоумевал Красильников. — Может, за деньгами… или…»
На всякий случай он отошёл в сторону и стал следить за Юрой. А тот, усиленно работая локтями, уже выбрался из рядов, где торговали всяким поношенным барахлом, и, раскрасневшийся и взъерошенный, предстал перед знакомым букинистом.
— Я хочу вернуть вам ваши книги! — решительно заявил он.
— Вы их уже прочли? — несказанно удивился букинист, вздёргивая очки ко лбу. Юра отрицательно покачал головой.
— Так в чем же дело? — продолжал недоумевать букинист, слегка уязвлённый непонятным поступком покупателя. Юра молчал — лгать он не мог себя заставить, а сказать правду было нельзя.
— Ну что ж, — разведя руками, сочувственно произнёс букинист. — Эти книги у меня, сударь, не залежатся. А вы потеряете на этом тридцать копеек. Увы, таковы законы коммерции.
Юра одну за другой нехотя передал букинисту книги. Последнюю — потрёпанную, без обложки и первых страниц — он на мгновение задержал в руке и слегка погладил её, будто она была новая и он с нею прощался. Это не ускользнуло от всепонимающего старика букиниста. Отсчитывая деньги, он сказал Юре:
— Знаете что, до следующего воскресенья я задержу эти книгу для вас. И отдам вам не за рубль, а за семьдесят копеек. Не всегда ведь в нашем благородном деле нужно подчиняться жестоким законам коммерции.
К церковной ограде Юра пришёл без денег. Но с увесистым куском ещё горячей колбасы с гречневой кашей. Но Семена Алексеевича на месте не было. Юра, радостно возбуждённый, что может помочь своему другу, растерянно огляделся по сторонам. Голодные и вызывающе-дерзкие беспризорники стали уже выписывать круги вокруг Юры, с вожделением поглядывая на колбасу. И тут снова появился Семён Алексеевич. Он увлёк мальчика в тень церковных служб. Торопливо жуя колбасу и довольно глядя на Юру — все-таки он не обманулся в мальчишке, — Семён Алексеевич тихо объяснил: