Адъютант палача. Книга 1
Шрифт:
– Это мой долг как порядочного человека, пани Поклевская. Поэтому не стоит благодарностей. Я ведь перед переходом на чиновничью службу окончил Московский медицинский университет и несколько лет имел врачебную практику. И поверьте, вашему сыну ничто не угрожает. У него на удивление крепкий организм, и кроме сотрясения, растяжений и сильных ушибов нет серьёзных травм. Полежит пять дней, потом неделя на восстановление связок с мышцами – и будет скакать как козлик. А доктора, случайно, зовут не Рышард? – Услышав утвердительный ответ, незнакомец воскликнул: – Какое удивительное совпадение! Просто я неплохо знал пана Лисовского, будучи ребёнком. Ведь он участвовал
Потом я отключился. Скорее всего, этот доктор-чиновник дал мне опийной настойки или просто устал организм. Далее примерно так и продолжалось. Я приходил в себя, даже пил бульон, потом проваливался в забытье или просто засыпал. Не удивлюсь, что виной тому именно этот самый наркотик. Как я узнал позже, данное средство называлось «лауданум» и использовалось как успокоительное и снотворное. Более того, препарат свободно отпускается в аптеках и рекомендован даже детям. Странные времена. Хотя если вспомнить историю с кокаином, то ничего удивительного. Главное – не стать наркоманом, я ведь терпеть не могу эту публику и всё, что с ней связано.
В общем, дня через четыре моё самочувствие более или менее улучшилось. От очередной порции настойки я отказался и был полностью прав. Весь день я провёл в нормальном состоянии, а не странном полузабытьи. С утра удалось практически самостоятельно поесть молочной каши. Наша старая служанка Ганна, после того как покормила меня, довольно ловко сменила повязку на голове. Она у нас вообще мастерица на все руки. Но некий диссонанс в её поведении был заметен сразу. Служанка старательно отводила взгляд и вообще вела себя достаточно странно.
– Что случилось? – спрашиваю Ганну, которая поправила мне подушку и помогла устроиться поудобнее.
– Я это. Того. Сейчас позову вашего батюшку, – проблеяла женщина и пошла в сторону двери.
– Почему отца, а не мать? И где Агнешка? Я помню, что она сидела около кровати.
– Так это, панночка совсем умаялась, и мы её спать отвели. Я сейчас, – протараторила служанка и выскользнула из комнаты.
Я уже говорил, что в этом мире всё делается неторопливо? Так вот, ещё раз убеждаюсь в своей правоте.
Ян-Наполеон ака мой здешний папахен изволил появиться минут через двадцать после того, как выбежала Ганна. Опять этот вид, который в моё время назвали бы понтоватым. Ну любил товарищ подать себя, следил за внешностью и даже дома был одет так, будто посещает светский раут. Я немного утрирую, но ситуация выглядела именно так. Ещё этот персонаж – единственный из всего многочисленного семейства, включая кузенов и прочих дядей с тётями, – раздражал меня до невозможности. Было в нём что-то такое наносное и неискреннее. Не хочу обвинять человека в лицемерии, может, дело просто в излишнем нарциссизме.
– Здравствуй, сын! Мне сказали, что тебе уже лучше. Это радует, но есть весьма печальная новость. Твоя матушка, моя супруга, скорее всего, надорвалась от переживаний. В последние дни она так…
– Что с ней? – резко перебиваю этого велеречивого павлина.
– Да как ты смеешь так разговаривать с отцом? – Папахен начал было возмущаться, но, нарвавшись на мой бешеный взгляд, быстро сменил пластинку. – Сердце. Ей совсем плохо.
– Ганна, – обращаюсь к служанке, маячащей около двери, – неси тазик для умывания, мою одежду и организуй кого-то из мужчин, кто поможет мне дойти до комнаты хозяйки.
Яна-Наполеона я сознательно игнорировал. Он немного помялся, покряхтел,
Мы так и сидели молча. А что говорить, если обоим и так хорошо? Идиллию нарушили Ганна и дородная служанка с тазиком. Агнешка сначала решила остаться, но потом я намекнул про переодевание, чем вогнал девушку в краску. В общем, через несколько минут я был умыт, одет и причёсан. Откуда-то опять появилась моя трость, и один из лакеев помог мне доковылять до покоев Юзефы. Надо сказать, что кроме небольшого головокружения, всё остальное было терпимо. Я растянул связки голеностопа и кисть левой руки. Ушибы и прочие царапины можно не считать. Хорошо, что обошлось без переломов – это поставило бы жирный крест на всех моих планах. Жалко, что опять прилетело по голове. Очередное сотрясение точно не добавляет человеку дополнительного здоровья.
А вот моя здешняя мать, которую я мысленно уже стал считать родной, выглядела очень плохо. Она сильно осунулась, стала ещё меньше и хрупче. Главное – пропала та бурная энергия, которая била из этой женщины, не давая скучать окружающим. Прежними остались только глаза – умные и смотрящие на меня с нежностью и любовью. Беру Юзефу за руку, такое ощущение, что её ладонь высохла буквально за пару дней.
– Вот так получилось, сынок. Меня давно беспокоили боли в сердце. Ещё навалилось всё разом. Я же всех вас очень люблю и переживаю. Доктор Лисовский сделал мне новые капли, но, наверное, уже было поздно. Временами мне становится легче, а потом совсем худо. Только ты остальным не рассказывай. Я могу пожаловаться моему маленькому ангелочку, – вдруг улыбнулась Юзефа, а у меня меж тем сжалось сердце. – Остальные должны быть уверены, что я всё так же сильна и ничто не скроется от моего строгого взора.
Чувствую, что мои глаза увлажнились. Я уже и забыл, когда плакал в последний раз. Мне было так комфортно и спокойно в новой семье, скрепами которой являлась именно эта женщина. Но счастье длилось недолго.
Ведь мне далеко не восемнадцать лет, как нынешнему телу. Просто графиня была ключевым стержнем, который дал одному старому ворчуну возможность пожить нормально хоть несколько дней. Пусть это было определённым лицемерием, но я вновь оказался в детстве. Только здесь у нас была дружная семья, где меня любили, а не шпыняли за каждый проступок. И материнское тепло, чего греха таить, то чувство, которого я был лишён в своём мире, растопило какие-то льдинки в моей душе. Расслабился я и полностью окунулся в эту атмосферу любви и доброты. Пусть это была игра, но меня всё устраивало. Тем тяжелее было выходить из этого состояния.
Графиня Юзефа Генриетта Козелл-Поклевская, в девичестве фон Танесдорф, умерла в этот же вечер. Просто выпила свои капли, уснула и не проснулась. А вместе с ней частично умер и один странный попаданец. Сами похороны и прощание с покойницей прошли для меня как в тумане. Вереница родственников, соседей и просто знакомых, плачущие слуги, которые действительно любили свою строгую, но справедливую хозяйку, наша семья, стоящая отдельно возле фамильной усыпальницы. Всё пронеслось как-то незаметно и быстро. Может, оно и к лучшему? Просто мозг сам отреагировал на мои душевные терзания и не дал мне натворить какие-нибудь глупости.