Афера
Шрифт:
— Не отставай, — говорит он. — Допивай.
Я пью. Поняв, что сам Тоби ничего не собирается рассказывать о своих злоключениях, спрашиваю:
— Так что там у тебя стряслось? От кого тебе надо спрятаться?
— Да ничего особенного. Не бери в голову.
Я уже вижу, как пройдут следующие месяцев шесть: Тоби лежит на полу посреди комнаты в спальном мешке, позади него валяются пустые пивные бутылки, а я по три раза за ночь встаю в туалет, и мне постоянно приходится через него перешагивать.
— Но все же, Тоби?
— Ну,
Я киваю. Жду. Раз, два, три… Теперь можно.
— Какую ошибку?
— Знаешь, как я зарабатывал на тотализаторе? Деньги лопатой загребал. За один футбольный сезон сделал штук десять, наверное.
— Я не знал об этом.
— Мы, в общем, не особенно часто разговариваем.
Тоби машет рукой, пытаясь привлечь внимание официантки. Добившись своего, он поднимает пустую кружку и два пальца. Затем, на случай, если официантка не поняла, показывает на меня и на себя пальцем.
Повернувшись обратно ко мне, сын продолжает:
— В общем, все шло прекрасно. Я был в этом деле как рыба в воде. А потом я сделал пару крупных ставок.
— Насколько крупных?
— На самом деле, — объясняет он, пропуская мой вопрос мимо ушей, — мне даже не пришлось ставить, не пришлось вносить деньги. Все знали, что я смогу расплатиться.
Тоби бросает на меня гордый взгляд, как будто меня это должно впечатлить.
— Сколько ты проиграл?
— Ну, дело не в том, сколько проигрываешь, — неожиданно тихим голосом отвечает он.
Тоби наклоняется в мою сторону, не сводя с меня взгляда. Он сейчас держится, как серьезный человек. Никогда его таким не видел. Он такой… взрослый. Не веди мы сейчас разговор о его долгах, я бы им гордился.
— Если не можешь расплатиться с долгом по ставке, — объясняет Тоби, — тебе разрешают взять в долг и сделать еще одну ставку. Если выигрываешь, отдаешь все деньги.
— Но этого не произошло, — догадываюсь я.
— Да, — кивает он. — Не произошло.
— Сколько ты должен?
Появляется официантка с двумя кружками пива. У меня первая еще полная. Девушка ставит пиво и забирает пустую кружку Тоби.
— Не хотите попробовать одно из наших фирменных блюд? — радостно восклицает она. — У нас есть потрясающие куриные крылышки.
— Куриные крылышки? — переспрашивает Тоби, вдруг воодушевившись как ребенок. — Звучит неплохо, а?
— Принести? — спрашивает официантка.
Тоби глядит на меня.
— Пап, я умираю с голоду. Ты не против, если я их закажу?
Он спрашивает не о том, хочу ли я тоже попробовать крылышки, а о том, готов ли я расплатиться по счету.
— Нет. Конечно, не против.
— Что-нибудь еще? — интересуется официантка.
— Пока все, — отвечаю я.
Официантка кивает и исчезает. Я жду от Тоби продолжения рассказа про долг. Но он разглядывает женщин в кафе.
— Тоби, сколько ты должен? — возвращаюсь я к нашей теме.
На мгновение
— Шестьдесят.
— Шестьдесят тысяч долларов?
Тоби пожимает плечами и изображает улыбку из серии «Ну что ж теперь поделаешь?».
— Кому ты задолжал?
— Ну, тем парням. Я же говорил, они мне доверяли.
— Тоби!
— По-моему, они бандиты. Я брал деньги у Сереги Костоправа.
— Костоправа? Он врач?
— Нет, фамилия такая.
— Никогда про него не слышал.
— А откуда тебе про него знать? Ах да, конечно. — Тоби делает вид, будто его осенило. — Ты же у нас маститый преступник. Аферист, превратившийся в телезвезду, которая превратилась обратно в афериста.
Я не обращаю внимания на этот выпад.
— На кого работает этот Серега Костоправ?
— На Андре Сустевича.
— Ах, вот оно как.
Об Андре Сустевиче я наслышан. После того как принятие закона о коррумпированных и находящихся под влиянием рэкетиров организациях и уголовное преследование поставили крест на «Каза Ностре», в Калифорнию приехали русские. Теперь они контролируют проституцию и ростовщичество во всем штате. Они умнее итальянцев, аппетиты у них неуемные, но еще они в тысячу раз более жестоки. В конце концов, Италия была сердцем Римской империи. Отпечаток этой цивилизации лежит на всех, даже на бандитах. Итальянцы не ангелы, но у них хотя бы есть свои законы. А русские родом из холодных безжалостных степей, не видавших света цивилизации. Там вас могут убить за неосторожный взгляд, там вашего сына, вашего внука и потом и правнука приговорят к смертной казни за резкую фразу или опрометчивый жест.
Главу армянской банды на севере Калифорнии — его еще называют «хан» — зовут Андре Сустевич. Сустевич — наполовину русский, наполовину армянин, и поэтому к нему хорошо относятся и те, и другие. Он также известен под кличкой Профессор — то ли потому, что защитил кандидатскую диссертацию по экономике в Будапештском университете, то ли потому, что всю жизнь изучал влияние пыток на людей. Думаю, второй вариант ближе к истине.
— Они угрожали тебе? — спрашиваю я Тоби.
Тот отмахивается с улыбкой:
— Кто? Серега Костоправ и Андре Сустевич? Угрожали? Из-за каких-то шестидесяти тысяч долга? Ты чего, пап, с ума сошел? За кого ты их принимаешь? — На случай, если я не заметил сарказма, он тихо объясняет, стиснув зубы: — Естественно, они мне угрожали. Думаю, они собирались заняться мной всерьез. Я вовремя вырвался из города.
— Ты всего в пятидесяти километрах от города. Никуда ты не вырвался.
— Но они и не догадываются, где я.
Остается только качать головой. Я-то своего сына знаю. На следующий день все — включая и тех, кто не знаком с Тоби, — будут в курсе, где он.