Афера
Шрифт:
Метелкина упирается, боится.
— Квартиру продадим, — говорит, — новую не купим, с чем я останусь?
— С деньгами и останетесь. Доллары, Лариса Николаевна, самая ликвидная вещь на свете. За них квартиру всегда купить можно. Ваша-то двушка где расположена?
— На 16-й Парковой, на площади Соловецких юнг. Там у нас Измайловский парк рядом.
Во-он чего! У черта на рогах, стало быть. Там до Окружной дороги совсем недалеко и все сплошь кусты да деревья. Вот чего она боится! Что в таком месте за нормальные деньги квартиру не продать, а за маленькие деньги новую, правда, не купить. Ладно, пусть будет пока альтернатива — потом, Бог даст, укачаем . Все же Метелкина вменяема, «бельмес понимает». Это не давешняя дура
А еще под самый конец разговора тухлым голосом спросила Метелкина:
— Cколько с меня за продажу квартиры возьмете?
Как тут ответить? Самое это сложное. Некоторые агенты всегда говорят: мы с продавца ничего не берем, за все заплатит покупатель. Очень такие ответы дуракам нравятся. И точно: покупатель заплатит, только какую сумму и кому? Если стоит квартира метелкинская по рынку тридцать две тысячи, то покупатель и заплатит в лучшем случае тридцать две, и ни центом больше. И из них получит Метелкина тридцать с половиной, а фирма — полторы. Это называется — «заплатит покупатель». А вот если сказать: «Вы получите тридцать две тысячи и из них полторы заплатите фирме», — это ей будет вострый нож. Потому что заплатит она, Метелкина, а не покупатель, и заплатит вроде как свои кровные, хотя и ежу понятно, что это одни и те же деньги. Поэтому — платит покупатель .
Кое-кто из агентов скажет: продадим за тридцать две, за работу возьмем тысячу, а потом начнет воловодить: не берут за тридцать две, и все тут. Рынок, мол, вниз опускается . А за тридцать одну есть клиент, хоть завтра внесет задаток. Вероятность, что измученный ожиданием продавец согласится, велика. И получит он на руки тридцать тысяч, а фирма одну. И еще одну с покупателя (с представляющей его интересы фирмы) по гарантийному письму или другим способом, поскольку на деле покупатель заплатит те же тридцать две, из которых тридцать одна тысяча пойдет в банковскую ячейку, а еще одна останется у риелторов покупателя до регистрации сделки. Это называется скрытая дельта . Еще говорят: тысячу сокроем . Вот именно «сокроем», а не «скроем». Устоялось выражение.
За тысячу по-честному сейчас не будет работать ни фирма, ни агент (кроме частного — черного маклера) — это понимать надо. Но люди этого просто не хотят понимать и предпочитают вместо этого слушать сладкую ложь (за редким исключением). Все это прокрутил в башке Алекс и сказал (по минимуму, чтобы не сошла с крючка сразу Метелкина):
— За работу возьмем тысячу. А квартиру посмотрим — может, еще скорректируем (тоже слово мудреное — ни к чему не обязывает).
— Конечно, конечно, — посвежела Метелкина (боялась, больше объявит). И ничего не решил тогда Алекс — что с ней делать и как с ней быть. Отложил до завтра.
И больше в тот день ничего ему с коммутатора и ниоткуда не было, да и то хлеб — Метелкина. На безрыбье и рак рыба. Частенько агенты не получают за дежурство вообще ни одного звонка.
Теперь Алексу на Сокол надо, квартиру покупателю показывать, потому что есть-таки у него один эксклюзив . Вообще-то на просмотр квартиры покупатель чаще со своим риелтором приходит, и пока покупатель квартиру смотрит, риелтор мельком, но цепко взглянет и сразу нюхать, выспрашивать: а какие документы на квартиру? А где они? А посмотреть где и когда можно? А справки еще не начинали собирать? А в какой срок соберете? А вы сами-то эту квартиру на чистоту пробивали? Точно не палёная ? А когда и куда жильцы выписались (если выписались)? А оформлять как предполагаете (в смысле — по оценке БТИ или по полной рыночной стоимости; у нотариуса или ППФ — в простой письменной форме). И так далее. Он перед своим клиентом за юридическую чистоту будущей сделки отвечает (во всяком случае, это предполагается), а хорошая сама по себе квартира или нет — это покупателю виднее, кому что нравится. Впрочем, иногда риелтор, ориентируясь на размер своей комиссии по
А сегодня у Алекса клиент прямой, без риелтора. Сам на фирму позвонил да на Алекса и выскочил. Сергей Дмитриевич. Есть, послал Господь Алексу то, что как раз Сергею Дмитриевичу нужно: хорошая двушка в сталинском доме в районе метро «Сокол». На эксклюзивном договоре, все чин-чинарем. Только боится Алекс, что квартирку эту у него оттягают: придерутся к чему-нибудь и прицепят помощничка. Даром, что ли, тот же Лабелкин целыми днями с Конем-начальником в нарды режется, деньги проигрывает? Как бы не решил Конь ему проигрыши компенсировать за счет Алекса.
А квартира эта — альтернатива, и очень дорогая, поскольку здесь все дорого. Но цена Сергея Дмитриевича, видно, не слишком пугает. Интересно, кто он по жизни , Сергей Дмитриевич? Не торгаш, не мент и не бандит, это однозначно. Не либерал — комиссарского семени совсем не чувствуется. И чинуша тоже вряд ли — не те замашки, не тот стиль общения — уверенно-дружеский, но без панибратства. Очень хороший разговорный язык. Интеллигент в чистом виде. (Шутка. В наше время интеллигенты в чистом виде квартир не покупают.) Может, он преподаватель, а то и молодой профессор престижного вуза? Тогда откуда деньги? Может, берет взятки со студентов-аспирантов-абитуриентов? Может быть, сейчас все перемешалось, и профессора берут взятки, лишь бы кто давал. А может, он дорогой, искусный хирург и дерет с пациентов три шкуры за сложные операции? Все может быть, да и не Алексово это дело — откуда у него деньги. Есть — значит, хорошо. Подзаработаем, стало быть.
Алекс вышел из метро «Сокол», и сразу словно током ударило: вот он, трамвай, 23-й номер, как раз подкатил. Сколько раз Алекс мальчишкой соскакивал с заднего буфера этого 23-го трамвая как раз здесь, перед куполами церкви Всех Святых, она и тогда действующая была. Там, у церкви, кресты и могилы, оттуда веет чем-то запретным и страшным, там старухи в черном и калеки — без рук, без ног — тоже страшные, боится их Алекс. Туда раз в год, на Пасху, на Крестный ход, ходил хулиганить дворовый король шпаны Лубенченко и рассказы о его подвигах передают друг другу все ребята.
А сейчас Алекс бесстрашно прошел вдоль ограды храма Всех Святых и повернул во двор прекрасной, отделанной в цоколе гранитом сталинки . Здесь, прямо у подъезда, встреча у него с Сергеем Дмитриевичем. Вот он, то ли хирург, то ли профессор. Прямо в спину дышал.
— Добрый день, Сергей Дмитриевич. Точность — вежливость королей.
— Добрый день. Окна — двор, смею надеяться?
— Двор, двор, как и договаривались.
И окна во двор, и дом, и квартира прекрасные, а есть-таки предчувствие: будет плохо, что-то не так будет. Звонят в домофон — все нормально; заходят в подъезд — все нормально; в лифт — тоже нормально. Слава Богу.
Может, кто думает, всегда все бывает нормально? Отнюдь. Представим себе совершенно обычную вещь: за десять минут до нашего прихода в любую квартиру подъезда посредством домофона обратится любой из десятков тысяч московских бомжей и, умерив хрипоту в голосе, представится разносчиком газеты «Экстра-М», сантехником, «Службой газа», врачом «скорой помощи», после чего не терпящим возражения тоном предложит открыть дверь, поскольку дело срочное. В большинстве таких случаев дверь открывается. Проникнув в подъезд, бомж быстрым шагом пройдет прямо в лифт и наложит там зловонную кучу, потому что он обожрался на помойке тухлятины и у него болит живот. И будет таков, а через две минуты мы с интеллигентным покупателем вляпаемся прямо «в это дело». А что, разве пятерка продвинутых тинейджеров, опившись пивом «Клинское», не может описать в подъезде весь тамбур, включая саму дверь и даже дверную ручку? Или прыщавый подросток не может изобразить на стене вашего чистого лифта аэрозольной краской в гипертрофированном виде вожделенный половой акт? А чего будет стоить одна только гигантская сопроводительная надпись? А выйдя из лифта на нужном этаже, разве сможет покупатель проглядеть появившееся не вчера, а сегодня на свежевыкрашенной стене огромаднейшее изображение некоего пуче-глазого существа в паутине? Сможет ли не оценить такие, например, бессмертные стихи: