Аффект Дьявола

Рей Полина

– Сбегаешь?

Хрипловатый голос Невского выбивает почву из-под ног, стоит только мне распахнуть дверь. Давид стоит за прямо за ней, босой, в одних спортивных штанах. Руки сложены на груди, а на губах – улыбка, полная понимания. Он идеально сложен – подтянутое тело скорее худощавое, чем мускулистое. Но мне отчётливо виден каждый рельеф, выступающий под кожей.

– Так будет лучше.

Он просто мотает головой и делает шаг в мою сторону, понуждая меня инстинктивно отступить. Закрывает за нами дверь, когда мы оба оказываемся во мраке спальни. Забирает

туфли из моих рук и осторожно кладёт их на пол. Во рту мгновенно пересыхает – миллион вопросов, уже готовых сорваться с губ, исчезают. По-моему, всё яснее ясного, и то, что я приняла за свою симпатию, теперь поделено между нами двоими.

– Так не будет лучше ни для кого.

Невский просто прижимает меня к себе, почти как тогда, когда танцевали в клубе, только теперь в этом жесте столько неприкрытой властности. Он делает то, что решил, – за нас обоих. Сначала проводит губами по поим губам, словно пробует их на вкус. Меня будто пронзает разрядом в триста восемьдесят. Машинально хватаюсь за его плечи, пытаюсь отстраниться, но ничего не выходит – Давид держит крепко, позволяя делать только то, чего хочет он.

– Аль… я хочу тебя, безумно.

Хриплый шёпот не может принадлежать Даву… Это не тот Невский, которого я знала все эти годы. К нему у меня просто не может быть таких чувств. И он не может говорить мне таких слов.

– Давид, не надо, прошу…

Он не внимает жалким мольбам, просто накрывает мои губы своими, врывается языком в рот и шагает в сторону постели, понуждая сделать шаг и меня. Это безумие, настоящее, с контрастом таких ощущений, от которых окончательно схожу с ума. Наслаждение от того, что меня целует Невский, и что он хочет меня, перемежается инстинктивными желаниями оттолкнуть, сбежать, спрятаться и больше никогда его не видеть.

Что мы творим? Сейчас ещё можно остановиться и сделать вид, что ничего не произошло, но потом будет слишком поздно. Потом уже ничего нельзя будет изменить.

– Дав, хватит! – громко шепчу, успевая только охнуть, когда Невский укладывает меня спиной на кровать и нависает сверху на вытянутых руках.

Он – везде, от него не спрятаться. Не даёт мне приподняться, прижимая своим весом к постели.

– Аль, ты себе-то врать перестань. Ты же хочешь меня не меньше.

– Это не так. Ты всё неправильно понял.

Снова голос звучит жалко, да и Невскому плевать – он берёт то, что хочет. Закрывает мне рот новым поцелуем, задирает подол платья, устраиваясь между моих ног. Я хочу его, он прав, но всё это неправильно. Так не должно быть.

Давид двигает бёдрами, будто занимается со мной любовью. Мы с ним оба в одежде – моё платье задралось едва не до груди, но бельё с меня он так и не снял. И этого так мало – по ощущениям, и чрезмерно много того, что уже себе позволили.

Всё это время целуемся, жадно, глубоко, словно оба – кислород друг для друга.

– Если ты мне не позволишь большего, я встану и уйду, – шепчет Невский, разрывая поцелуй.

В моих ушах стучит кровь. Она проносится по телу со скоростью горной реки. Сердце

заходится в бешеном темпе, и голос Дава слышу словно бы издалека. Не хватает возможности сделать полноценный вдох.

Я же этого желала, об этом думала, когда сидела напротив Давида в кухне. А сейчас он говорит, что выбирать именно мне.

– Нам ничего нельзя вообще.

В этих словах уверенности ни на грамм. Всматриваюсь в глаза Невского, пытаясь прочесть по ним каждый оттенок мелькнувших эмоций. Он тяжело дышит и возбуждён до сих пор – отчётливо чувствую это. И всё… это то, на чём всё и завершится. Мы оба перешли границу, но вернуться назад ещё можно, пока не натворили глупостей.

– Хорошо, – выдыхает наконец. Опускает голову и упирается лбом в матрас возле моего плеча.

Чувствую себя отвратительно, прежде всего потому, что до сих пор хочется удержать. Прижать к себе, умолять поцеловать снова. Знаю, что совсем скоро перестану чувствовать на себе тяжесть его тела, и от этого снова возникает ощущение, что мне перекрывают кислород.

– Аль, ещё кое-что, – приглушённо произносит Давид. – Если ты сегодня сбежишь, клянусь, я сделаю всё, чтобы мы больше с тобой не встречались.

– Дав…

– Ты меня услышала.

Поднимается одним рваным движением и выходит из комнаты, оставив меня одну. Хочется реветь. Сесть, обхватить колени руками и реветь. Слышу, как Невский выходит на улицу чтобы покурить. Наверное, мне нужно выйти следом за ним, попытаться поговорить, но я просто остаюсь лежать и смотреть в потолок. Никак не могу привести мысли в порядок – они кружатся в голове беспрерывным хаотичным калейдоскопом. Да и незачем опять впадать в бесконечные размышления о том, что может быть, а чего быть не может.

Всё уже свершилось. Теперь нам просто нужно продолжать жить дальше и делать вид, что ничего не произошло. И вот это сделать будет очень сложно, если не невозможно.

Давид и Оксана ещё спят, когда я всё же решаюсь встать, выпить кофе и предупредить их, что уезжаю. Эту ночь я не спала – не удалось даже сомкнуть глаз. Слёз не было, я просто лежала, повернув голову к окну, и смотрела на светлеющее небо.

Мыслей не было тоже, кроме одной – хотелось высказать Невскому всё, что я о нём думала. Чёртов шантажист… Знал ведь, что они с Окс для меня значат.

Что он значит.

Наскоро делаю кофе и залпом выпиваю, не чувствуя вкуса. Войти сейчас в их спальню, увидеть, как спят в обнимку… встретиться взглядом с Давидом – невыносимо. Но мне придётся это сделать, потому что я уже решила – всё, что случилось ночью, нужно оставить позади и забыть.

– Ребят… можно? – осторожно приоткрываю дверь после тихого стука.

Тут же натыкаюсь глазами на стройную ногу Оксаны, которую она закинула на Невского. Он не спит – лежит и смотрит в потолок, закинув руки за голову. Переводит взгляд на меня – медленно, словно не знает, не показалось ли ему, что я стою в дверях.