Афган, снова Афган…
Шрифт:
В конце октября я вышел на работу и под жестким прессингом шефа срочно наверстывал упущенные показатели. На душе было тоскливо и пусто. Обещанный вызов в Афганистан все не приходил.
Как-то в начале ноября, уже после того, как я отгулял отпуск, меня вызвали в финансовый отдел.
— Вот, распишитесь, — сказала пожилая финансистка, подавая мне бланк.
Я расписался. Она отсчитала мне деньги: двести двадцать рублей новенькими десятками.
— А что это такое? — спросил я.
— Все вопросы в отдел кадров, — сказала она, официально поджав губы. Я уже открывал дверь, когда она сказала: — Это по шифровке из Москвы. Приказано выдать премию в размере месячного оклада за
Я пожал плечами:
— Не знаю. Наверное, за хорошую учебу в Москве…
Ну что ж, приятно, что не забыли. Видимо, бюрократическая машина все же крутится, я где-то числюсь, обо мне помнят там, в Москве. Это отрадный факт. Да и деньги — это всегда кстати, особенно когда их постоянно катастрофически не хватает.
Стояла поздняя осень. Зачастили дожди со снегом. День заметно уменьшился: уходишь на работу — еще темно, приходишь с работы — уже темно. В городе слякоть. В общем, настроение ужасное.
А тут еще случилась весьма неприятная история.
Дело было под 7 Ноября — в канун очередного юбилея Великой Октябрьской социалистической революции. Намечалась какая-то очередная партконференция.
К тому времени наши областные партийные власти повадились на полную катушку использовать нас на всякого рода конференциях и торжественных собраниях. Офицеры-оперработники — от лейтенанта до майора — стояли на дверях, проверяя документы у приглашенных, сидели на чердаках, за кулисами, охраняли «комнату президиума», где высокопоставленные партийцы пропускали в перерывах между заседаниями рюмаху-другую. Можно было подумать, что в городе действует целый батальон террористов, которые охотятся за нашими партийцами и активистами. На самом деле никаких особо реальных угроз так называемому партхозактиву, по большому счету, не было. Конечно, к ним приходили письма с матерными ругательствами, случались и анонимные звонки. Но дальше этого не заходило. А исполнителями писем, как правило, оказывались психически неуравновешенные люди, уже давно состоящие на учете в психбольнице. Здравомыслящие же понимали, что толку от всех этих угроз и жалоб никакого.
Но отцы города все равно боялись. Они уже давно оторвались от объективной реальности и существовали в своем автономном, тесном, особом и сытом мирке. Нами они отгораживались от всего остального.
Очередная партконференция проходила в Доме политпросвещения. Мы — практически весь оперсостав — должны были стоять на входе, на дверях в зал, за кулисами и прочее. Что самое интересное, оружие нам на такие мероприятия не давали. Получается, что они нас задействовали просто для интерьера, поднятия своего собственного престижа и значимости. Как, например, толстосумы для престижа заводят породистых собак… Опера были недовольны: нас уже затаскали по таким мероприятиям. Роль швейцара была крайне неприятна. Кто-то из наших горько пошутил насчет того, что скоро нам придется обеспечивать безопасность пионерских сборов и собраний октябрят…
Я стоял на дверях в зал и должен был проверять у всех входящих наличие партбилета и специально отпечатанного по такому случаю приглашения. Большая часть добросовестно предъявляла необходимые документы, однако попадались и гонористые. Один из таких, породистый, крупноголовый, гладкий, в отлично сшитом импортном костюме, шел, задрав нос и с каменной мордой.
— Ваш партбилет и пригласительный, пожалуйста! — вежливо обратился я к нему (на инструктаже начальник 5-го отдела все время упирал на необходимость вежливости и тактичности в обращении с делегатами).
Он капризно поджал тонкие губы, брезгливо посмотрел на меня, как
— Стоять! — тихо, но жестко и угрожающе скомандовал я и заступил ему дорогу.
По роже этого надутого индюка явственно было видно, что он никакой не террорист и не посторонний человек с улицы. Но мне вдруг стало обидно. Какого черта! Вы же сами установили такой порядок: все должны предъявить документы! Так исполняйте! Или порядок не для всех? И вы выше этого порядка? Тогда на какой хрен нас сюда притащили? Просто для мебели?
Позади столпился народ.
— В чем дело? Почему стали? Что вы, побыстрей не можете пропускать? — доносились голоса.
— Ваши документы! — повторил я.
Застопоривший всех индюк барственным жестом правой руки попытался оттолкнуть меня, как бы отстранить внезапно возникшее у него на пути досадливое препятствие. В голове у меня промелькнула мысль о том, что этого делать не надо, но сдержаться я уже не мог. Едва только его рука коснулась моего плеча, я быстрым и почти незаметным движением правой руки захватил его ладонь, легонько сжал и потянул чуть влево и вниз. Если бы я это сделал чуть порезче, двумя руками, да еще с отвлекающим ударом ногой в пах или под колено, эффект, конечно же, был неизмеримо больше: противник бы моментально оказался на полу с порванными связками кисти руки. Но я просто хотел показать этому самодовольному барину, что мы не холуи и что людей, которые исполняют служебные обязанности, надо уважать! Поэтому, сделав только чуть-чуть больно, просто обозначив эту боль, я тут же отпустил его и с невинным лицом повторил:
— Ваш партбилет, пригласительный билет, пожалуйста!
Тут этот индюк поднял такой крик! Он орал, что уже сегодня вечером я буду уволен, и прочее, прочее… Но напролом уже не лез, отошел в сторону. К нему сбежались какие-то люди. Смотрю, с взволнованным лицом подбегает начальник 5-го отдела, ответственный за наше участие в мероприятии. Раньше он сам работал в парторганах, а в КГБ попал по партнабору — для «укрепления». Потерпевший, увидев наконец-то знакомое лицо, начал орать на него, а тот стоит, как побитая собака, только головой кивает. После накачки начальник подскочил ко мне.
— Иди сюда! Александр, встань вместо него! — прошипел он, ухватив меня за рукав и увлекая в сторонку.
— Ты что наделал?
— Ничего.
— Почему не пропускал этого товарища? Ты ему чуть руку не сломал!
— А он документы не предъявлял! Пытался силой прорваться в зал, — заявил я и с невинным видом предположил: — Может, он террорист?
— Какой он, на хрен, террорист! — яростно заорал начальник, но тут же испуганно оглянулся, прикрыл рот ладошкой и продолжал уже шепотом: — Да это же товарищ… — он назвал какую-то фамилию, которая мне ничего не говорила.
— Ну и что? Я такого не знаю.
— Да он же заместитель… — тут он назвал какую-то должность, — ты таких людей должен знать в лицо!
— Откуда я их могу знать? Я с ними не выпиваю, а по работе имею дело только со своей агентурой да с интуристами или инодипломатами! В крайнем случае — с фарцовщиками!
— Ну, товарищи… я не знаю… у меня нет слов! Вон отсюда! Я вас снимаю с задания. Завтра будем с вами серьезно разбираться!
Назавтра мне устроили головомойку, но я держался твердо и уверенно. Был инструктаж. Меня поставили на проверку документов. Неизвестный гражданин документы не предъявлял. Пытался силой проникнуть в зал заседания. Я его не пропускал. Раньше я его не видел. Он мне не представлялся. В конце концов от меня отстали и потом долго не подряжали на такие мероприятия… И слава Богу!