Афганец. Лучшие романы о воинах-интернационалистах

Дышев Андрей Михайлович

— А мне показалось, что ты просто…

— Тебе показалось.

— Воблин был прав, — тотчас сменил тему Ашот. — «Духи» будут держать позиции до последнего и не подпустят нас к кишлаку. Это смертники, Саня. Они отступать не будут.

— Пока мы тут ползаем, банда уйдет из кишлака вместе с боеприпасами в горы…

— А что ты предлагаешь?

— Поздно предлагать. Не надо было нам уходить отсюда два дня назад. Теперь мы бьемся головами о мощный бастион.

— Воблин запрашивает авиацию и артиллерию, хочет раздолбать кишлак.

— Естественно, а что еще Воблин

может придумать? Херась — и нет проблем… Не знаю, как он потом жить будет с мыслями о том, что прибил кучу детей.

— Да лучше нас с тобой будет жить… Слушай, так ты мне не рассказал, чем вы с Ириной полночи занимались?

— С какой еще Ириной? Не был я ни у какой Ирины. В разведбат к зёме ходил, водку до утра пили. Потому я сегодня злой такой…

— Ага. Считай, что я тебе поверил… Уй, бля, прицельно лупят!

По ложбине эхом прокатилась оглушительная трескотня. Стреляя, на бугор, покрытый серыми клочками снега, быстро бежала группа солдат.

— Шарыгин нас прикрывает, Саня! — крикнул Ашот. — Собирай кости, побежали!

— Я точно прикончу этого дегенерата! — выругался Нестеров. — Он все-таки не послушался меня!

Сплюнув, Нестеров выскочил из ямы и изо всех сил рванул по каменистой ложбине. Вокруг него оглушительно защелкало, словно пастух хлыстом заработал; пули с визгом рикошетили о землю и камни. Лейтенант добежал до спасительного бугра; тяжело дыша, упал на землю. Через минуту рядом повалился Ашот, но сразу же сел и, засучив брючину, стал рассматривать разбитое о камень колено.

— Слышишь? — Нестеров толкнул Вартаняна в плечо и затаил дыхание. Откуда-то из-за сопки, со стороны Звягина, стремительно нарастая, донеслась частая автоматная дробь.

— Дай-ка наушник, — сказал Вартанян Карицкому.

— Товарищ лейтенант! — вдруг раздался тревожный крик сверху, с позиций. — «Духи» идут! В полный рост!

Солдаты рассыпались по всему гребню. Все вокруг загрохотало.

— Минометчик, ёп твою мать! — орал Ашот. — К бою!

— Карицкий! — пытался перекричать грохот боя Нестеров. — Пятерых бойцов ко мне! В сторону кишлака, мелкими перебежками — вперед!

— Саня, офуел! — вопил из-за спины Ашот. — Воблин целеуказания дает, сейчас по кишлаку «Град» начнет работать!

— Выйди через Звягина на штаб полка, Ашот! Дай отбой артиллерии! Скажи, что в кишлаке свои. Будем работать точечно.

— Ай, бля! Легко сказать — выйди! Рацию мне! Где рация, военные?!

— Товарищ лейтенант! — хрипло кричал Карицкий, не в состоянии поднять голову. — Шарыгин к кишлаку пробивается…

Ашот громко говорил в передатчик радиостанции:

— Ноль первый, Ноль первый, я — Барсук. Как слышишь? Прием… Прием! Прием! Куда вы, бездельники, все запропастились? Первый, Первый… Ну вас всех к лешему…

Радиостанция молчала. Вартанян продолжал вызывать Звягина.

— Ноль первый, доложите обстановку, — сквозь помехи прорывался голос Воблина.

Ноль первый, он же командир роты Звягин, молчал.

— Кобра, с Ноль первым нет связи. Молчит давно, — гнусавил в передатчик Вартанян. — Фуярят по нам будь здоров! Прием.

— Нормально доложите обстановку! —

раздраженно крикнул Воблин. — В каком квадрате находитесь? Почему оставили Ноль первого без должного прикрытия.

— А я чем должен его прикрыть? Только своей жопой, разве что…

— Вартанян, пойдете под трибунал!

— Да иди ты со своим трибуналом, — ответил Ашот, правда, отключив радиостанцию. — Нашел чем пугать… С меня сейчас «духи» кожу сдерут, а он трибуналом пугает…

К Нестерову подполз Шарыгин:

— Товарищ лейтенант! Звягина с группой у самых стен кишлака зажали! Я могу туда пробиться! Если по ложбине — ни одна пуля не достанет, там тень, камней полно… Я туда с отделением, ящерицей! Выскочим «духам» во фланг… Разрешите…

— Шарыгин, останешься со взводом. Я сам пойду к кишлаку.

— Но, товарищ лейтенант! Я же знаю тропу! У меня получится! Вы собираетесь с «сынами» туда идти?

— Мне с «сынами» спокойнее, чем с тобой!

— За что вы так, товарищ лейтенант?

— Пошел вон!

Нестеров привстал, знаком показал Вартаняну, что уходит с группой на левый фланг, и побежал вдоль позиций.

Они преодолели открытый участок между камней, кинулись по склону ложбины вниз и, не останавливаясь, начали взбираться на сопку.

Ослепительно блеснула желтая вспышка. Нестеров отдернул руку: осколки камня, отлетевшие от удара пули, обожгли острой болью. Он быстро залег, стараясь заметить среди валунов хоть какое-то движение. Солдаты, укрываясь за камнями, переползали с места на место. Рядом с Нестеровым упал Шарыгин. Он наклонил голову к прицельной планке автомата и, не отрывая щеки от приклада, сказал:

— Их больше, чем мы думали. Смотрите, со всех сторон лезут.

Нестеров скрипнул зубами. Сержант его снова не послушался. Надо было как-то отреагировать. Надо было заорать: «Да я тебя, сукин сын, за невыполнение приказа в боевой обстановке в дисбат отправлю!» Но эта угроза, как верно заметил Ашот, сейчас была смешной и вовсе не страшной — в сравнении с войной и смертью, накрывшей разрозненные группы бойцов черным плащом.

«Неужели опять? — протестуя в душе против безумной несправедливости, подумал он. — Опять я с небольшой группой солдат в окружении. И черт знает, чем все это кончится! Только рядом нет девушки в бушлате. Нет этой странной, неземной, нереальной Ирины, убежденной в том, что никакая война не выбьет из человека его суть — желание любить и быть любимым».

— Отходят?! — не то спросил, не то сказал утвердительно Шарыгин и дал длинную очередь по чалмам, мелькающим за камнями.

Нестеров вновь увидел их — людей в серых, пропыленных одеждах. Нет, они не отходили. Как зверьки, душманы перебегали от валуна к валуну, укрываясь за каменными глыбами, растягивались веером влево и вправо. В их полусогнутых фигурах, движениях не было ничего угрожающего; сейчас они казались Нестерову безобидными, игрушечными существами.

Вдруг рядом, у самых стен кишлака, мощно шарахнул взрыв. Казалось, что вспыхнул воздух. На землю, гулко ударяясь, посыпались осколки. Затем в воздухе над головами прошелестело, и вновь вздрогнула земля.