Афганская бессонница
Шрифт:
Хабиб не появлялся, и я решил идти на базу без него. Охранники у гостевого дома, которых я всех уже знал в лицо, поздоровались со мной за руку, не переставая приговаривать что-то подбадривающее. Я их едва слышал — и уши у меня заложило.
Солнце светило вовсю, но земля под ногами была еще твердой после ночного мороза. Завидев меня, часовой у казармы сделал мне знак подождать и, приоткрыв калитку, что-то крикнул во двор. Может, поиски ребят начнутся отсюда и мне не придется идти на базу?
Однако через пару минут из калитки показался командир Гада, а за ним вчерашняя
Гада двинулся дальше. Он залез в карман и на ходу вложил мне в руку какой-то предмет в кожаном мешочке. И по размеру и по весу, это должна была быть «Слеза дракона».
Я молча посмотрел на него. Лицо предводителя махновцев приняло гордое, даже вызывающее выражение, и он с достоинством кивнул, отвечая на мой немой вопрос: «Уговор есть уговор!» Или даже: «Честь превыше всего!»
Он что-то прибавил вслух, пожал мне руку и, прижимая к ногам развевающиеся полы чапана, побежал к своей казарме.
И что мне теперь делать с изумрудом? Я, конечно, счастлив выполнить хотя бы одно задание, но мы же должны отправиться на поиски моих пропавших бойцов. Конечно, камень во внутреннем кармане много места не занимал, но я знал, что он будет мне мешать.
До базы я дошел неожиданно быстро. Проходя мимо старшего караула, я махнул рукой в направлении своего движения и повторил несколько раз:
— Масуд! Масуд!
— Авто?
— Какое там авто? Пешком пойду!
Языки во многом роскошь. При непосредственном контакте они только затеняют главную мысль ненужными подробностями.
На базе ко мне уже привыкли. Часовой побежал открывать шлагбаум, но я просто пролез под ним.
Смотри-ка, Хабиб был там! Может, он и не должен был заезжать за мной? Я в своем сомнамбулическом состоянии уже не помнил, как именно мы договаривались. Наш переводчик стоял посреди двора в небольшой группе во главе с Фаруком. Тот и здесь веселился, громче всех смеясь сам. Я не успел подойти к ним, как в ворота въехали два грузовика с моджахедами. Из кабины вышел командир Гада и приказал всем строиться группами. Что, они действительно, как и обещали, бросят все силы на поиски ребят?
И я понял еще одну вещь: Хабиб говорил обо мне. Фарук смотрел на меня не просто потому, что я направлялся к нему, а потому, что он во мне что-то заново оценивал. В какой-то момент он перевел взгляд на командира Гаду, и я похолодел. Что, если они уже обнаружили пропажу камня и плохой офицер и хороший отец попал под подозрение? С кем это он вчера говорил по телефону в Душанбе в моем присутствии? И это я еще не знаю, что именно он сказал.
— Ты совсем больной, — как всегда, со смехом произнес Фарук, пожимая мне руку. — Может, тебе лучше вернуться в постель?
— Я их потерял, мне их и искать, — буркнул я. Каждое слово
Фарук запнулся на секунду, как бы размышляя, говорить ему это или нет.
— Ты, похоже, большой человек в Душанбе, — все-таки решился он.
— Что ты имеешь в виду?
— Сына нашего командира Гады.
Знаете, что сделал Хабиб? Кивнул и отошел, как если бы не хотел присутствовать при конфиденциальном разговоре. Нет, стукачом он был неопытным!
— А ты уже знаешь?
Фарук захохотал. Здоровый, кровь с молоком, рубашка чистая, толстые черные волосы блестят и переливаются — явно мыл только сегодня утром. А я как из землянки вылез: из-под свитера свитер торчит, глаза больные, глотка заложена! Что ему ответить? Да ничего! Посмотрим, что он дальше скажет.
— У меня в Душанбе тоже пара проблем есть, — продолжил Фарук. — Поможешь?
— Если смогу, конечно! Телевидение там, похоже, уважают. Но мне главное — ребят найти.
— Найдем! До вертолета еще куча времени.
Народ во двор все прибывал. Хм, марокканские телевизионщики тоже были здесь! Все-таки не теряли надежды на интервью. Мы помахали друг другу рукой.
Командир Гада что-то крикнул, но его голос потерялся в общем гаме. Тогда он снял с плеча автомат и пустил в небо короткую очередь. Сигнал «слушайте все!» на афганский манер. Теперь действительно все взгляды обратились на него.
По его команде люди сначала построились, а потом стали выходить вперед по трое. Гада говорил им пару фраз, видимо, обозначал их сектор, и моджахеды, выстроившись в цепочку, выбегали со двора. Часть из них рассаживались по грузовикам и джипам, другие так же трусцой разбегались по улочкам.
— Точно не хочешь вернуться в гостиницу? — спросил Фарук. Я помотал головой. — Тогда поехали с нами.
Мы прошли к «тойоте», похоже, той самой, которая встречала нас на вертолетной площадке. Когда это было? Мне казалось, месяц назад. Я залез на заднее сиденье, и тут же слева и справа меня сплющили моджахеды. Нас оказалось четверо, но я был этому рад: меня бил озноб.
В кузов залезло еще человек десять — они стояли, держась друг за друга. Фарук сел рядом с водителем, за ним проскользнул Хабиб, и машина тронулась. С западной стороны ослики в город не тянулись — как мы вчера убедились, фронт проходил лишь в нескольких километрах. Мы проехали через центральный перекресток, где посередине еще оставалось небольшое круглое возвышение для регулировщика. Трудно было представить себе, что оно еще когда-нибудь может здесь понадобиться.
Через десять минут мы были на северном выезде из города — я там еще не был. Здесь, судя по всему, когда-то была автотракторная станция, но сейчас двор был заставлен в основном разбитыми самоходными орудиями и танками. Я отошел за один из них и с наслаждением отхлебнул из фляжки. Резь в глотке сразу отпустило, но я знал, что это ненадолго.
Когда я вернулся к нашей «тойоте», около нее стоял только водитель. Толку от меня все равно не было. Я залез в машину, прислонился лбом к спинке переднего сиденья и провалился в тяжелый вязкий сон.