Афхардты Хасана (Нартовский эпос осетин)
Шрифт:
ПОЭМА
Предисловие и перевод с осетинского Руслана Тотрова
0, несчастный Бибо! Ой, убогий слепец!
Свет померк для тебя, ночь глухая в очах,
В них ни сини небес, ни просторов земных:
Пала черная мгла, черным стал Божий мир.
Нету силы в руках, ноги еле влачишь…
До работы ль тебе? Сам не можешь поесть.
Все богатство твое – темный угол в дому.
Ни коня, ни вола! 0,
Как же жалок твой вид! Люди прячут глаза…
0, всесильный Бибо! 0, счастливый старик!
Бог тебе даровал власть над звонкой струной.
Вот богатство твое – россыпь слов золотых,
Сказ о чести отцов, песнь о славе былой…
Лишь коснешься струны потемневшим смычком,
Все смолкают вокруг, слова вещего ждут,
Слова вещего ждут, песне внемлют твоей,
Песне внемлют твоей, слез не в силах сдержать,
Слез не в силах сдержать, утирают глаза…
0, счастливый Бибо! 0, великий слепец!
Слушайте, старые! Слушайте, малые!
Вторьте поющему, юноши славные!
I
В Куртатском ущелье, в дремучей дубраве,
На взгорье высоком, под черной скалою
Жилье из валежин корявых сложила,
Засыпала с крышей землей каменистой,
А пол застелила засохшим бурьяном Афхардты Госама, вдова Соламана.
Заливисто свищет в прогалинах ветер,
Взлетает к вершинам, на кручах рыдает,
Дубы вековые к земле пригибает.
Зловещие тучи льют черные слезы,
А Уацилла1 искры меж туч высекает!..
Ни ветра не чует, ни грома раскатов
Афхардты Госама, вдова Соламана.
При свете лучины склонилась над люлькой,
Склонилась над люлькой, над маленьким сыном,
Над маленьким сыном своим причитает,
И плач ее слышит ночная дубрава:
Ты едва родился, как отца убили,
От врагов спасаясь, мы в лесу укрылись!
Пусть же дождь кровавый на убийц прольется,
И весь род Мулдарта кровью захлебнется!
Спи, сынок мой милый, спи, мой птенчик малый,
Спи, пока не знаешь ты земных печалей!..
В этот день пресветлый Уациллы святого
Доблестный отец твой – конь под ним горячий -
В путь пустился дальний, на охоту турью.
К поясу приладил
Саблю в черных ножнах и кинжал булатный,
За плечо закинул добрую кремневку2,
Грозный пистолет свой взял ей на подмогу.
Я с шитьем привычным у окна сидела,
Штопала, чинила ветхую одежду.
(0 Святом забыла: я не помолилась.)
«Ой, очаг мой рухнул! Конь заржал тревожно!»
Глянула в окошко – конь дрожит в испуге,
Пену с губ роняет, землю бьет копытом.
На коне отец твой, весь залитый кровью.
Где былой румянец? Лик бледнее смерти.
Слово молвить хочет – сил уж не хватает,
Валится на гриву верного авсурга3.
Взвыла я, вскочила, щеки раздираю…
Так погиб Афхардты Соламан отважный!
Люди подоспели, взяли Соламана,
Бурку расстелили, наземь положили.
На другое утро, на родном погосте
В черный зев могилы с плачем опустили…
Спи-расти, сынок мой, спи, мой птенчик малый,
Спи, пока не знаешь ты земных печалей!..
Черное надела после его смерти.
Не прошло недели – Кудайнат Мулдарты4
В сумерках явился, вырос на пороге:
«Эй, краса-Госама! Гость перед тобою!
Сбрасывай свой траур, приглашай к постели.
Кинь щенка-младенца у дверей на веник!
Знай же, Кудайнат я! Это мы, Мулдарта,
Кровью Соламана землю окропили!»
Все во мне кипело от речей бесчинных,
Но с улыбкой, молча, я постель раскрыла
И легла покорно, от стыда сгорая.
(Я кинжал в постели притаить сумела.)
Я старалась в сердце нанести удар свой,
Целилась я в сердце – вскользь удар пришелся!
Он вскочил с проклятьем, за плечо схватился…
Мы с тобой бежали в этот лес дремучий…
Не прощай обиды, не щади Мулдарта!
Ты за кровь отцову отомстить им должен!
Пусть за слезы вдовьи Кудайнат ответит…
Если ж не исполнишь ты свой долг сыновний,
То в загробном мире, в упряжи ослиной,
Под кнутом отцовским будешь надрываться!..
Спи-расти, мой мальчик, спи, мой птенчик малый,
Спи, пока не знаешь ты земных печалей!..
Пусть же дождь кровавый на убийц прольется,
И весь род Мулдарта кровью захлебнется!..»
Как яростно свищет в прогалинах ветер!
Взлетает к вершинам, на кручах рыдает,
Дубы вековые к земле пригибает.