Афины. История великого города-государства
Шрифт:
…Афинянин Солон … составил афинянам по их поручению законы и потом в течение десяти лет путешествовал под предлогом любознательности, а на самом деле для того, чтобы не быть вынуждену отменить что-либо из составленных им законов. Сделать это без Солона афиняне не могли, потому что обязали себя грозными клятвами пользоваться данными им Солоном законами в течение десяти лет [13] .
Подобно многим другим грекам того времени, отправлявшимся на поиски мудрости, он поехал в Египет и разговаривал с тамошними жрецами о древней религии этой страны. По одному из рассказов Солон узнал, что за несколько тысячелетий до того его родина враждовала с царством, называвшимся Атлантидой, которое было уничтожено некой гигантской природной катастрофой. (Возможно, в этой легенде отразилась память о реальном событии XVI или XVII вв. до н. э. – массивном извержении
13
Здесь и далее цит. по: История. Книга первая. Клио. Пер. с др. – греч. Ф. Г. Мищенко. Цит. по: Геродот. История: В 9 кн. Изд. 2-е. М.: Издание А. Г. Кузнецова, 1888.
Кроме того, странствия привели афинского государственного деятеля на Кипр и в Лидию, находившуюся на территории нынешней Турции. Именно там он, как рассказывают, произнес свою самую знаменитую фразу. Утверждается, что исполненный к тому времени египетской мудрости Солон вступил в довольно резкую беседу с Крезом, лидийским монархом, похвалявшимся своим богатством. Рассчитывая получить от гостя комплимент, Крез спросил его, кого тот считает счастливейшим из людей. К разочарованию царя, Солон ответил следующими загадочными словами: «Ранее смерти его [человека] воздержись с приговором, не называй его счастливым, но лишь благоденствующим».
Это высказывание часто толкуют неверно. На первый взгляд оно кажется несколько циничным выражением отношения к жизненным невзгодам: дескать, наши испытания не заканчиваются до самой могилы. Но, по словам Геродота, от которого мы и знаем эту историю, Солон хотел выразить мысль гораздо более тонкую. Чтобы пояснить свою точку зрения, афинский путешественник назвал нескольких людей, умерших в возвышенном состоянии духа – в битве или во время совершения благих деяний.
Например, он рассказал о двух братьях, надорвавшихся, когда они везли мать на священнодействие в честь богини Геры; это истощило их силы, и они умерли [14] . В более возвышенном смысле в понятие счастья входит не только приятная жизнь, но и благородная смерть; лучше всего, если уход человека из жизни имеет некий смысл или служит некой цели. Узнать, насколько «хороша» будет чья-либо смерть, нельзя, пока человек этот и в самом деле не умрет. Потому-то и нельзя называть человека счастливым «ранее его смерти».
14
В пересказе Геродота братья Клеобис и Битон, жившие на Аргосе, впряглись в повозку вместо быков и пробежали с ней 45 стадиев (около 8 км). Их мать непременно должна была присутствовать на празднике богини, так как была ее жрицей. – Примеч. перев.
Если вдуматься, это было довольно поразительное заявление, более близкое по духу авраамическим религиям Ближнего Востока, нежели всему тому, что высказывалось до тех пор в эллинском мире. Возможно, Солон вынес из своих путешествий по Леванту не одни лишь уроки древней истории. Что же касается его царственного собеседника, он вскоре убедился в справедливости этого афоризма на собственном опыте, когда правившая в Персии династия Ахеменидов продемонстрировала растущую мощь своей державы, разбив Креза в сражении и осадив столицу Лидии, город Сарды. Затем персидский царь Кир распорядился сжечь захваченного в плен противника на костре. Охваченный языками пламени, несчастный лидийский монарх, осознав тщетность большей части своей жизни, трижды выкрикнул имя Солона. Это настолько заинтриговало завоевателя, что он пощадил и помиловал Креза.
Как и многие другие из рассказов Геродота, эта история вряд ли точно соответствует действительным событиям – слишком уж она хороша. Однако она говорит нам о многом. Она позволяет понять, в чем греки – и, в частности, афиняне – видели отличие своего общественного устройства от абсолютных монархий, властвовавших к востоку от них. Греческий мир не был ни пуританским, ни аскетическим, но в нем ценились самосознание, самоограничение и умеренность. Он заимствовал у восточных соседей знания и художественные приемы, но вовсе не стремился брать уроки восточного деспотизма.
С другой стороны, тот факт, что Солон, объявив о своих революционных переменах, покинул Афины, мог быть проявлением не самоограничения, а инстинкта самосохранения. Реформы, которые он провел в жизнь, принесли городу долговременную выгоду и были предвестниками мер еще более радикальных. Но, насколько мы можем понять, положение дел в городе было слишком неустойчивым, чтобы такие изменения могли быть осуществлены быстро
Чтобы лучше почувствовать, кем на самом деле был Солон, можно обратиться к его поэзии. Хотя его стихи не принадлежат к числу самых изысканных, они ясно и искренне говорят о его любви к Афинам и их окрестностям. Это голос человека, которого ужасает мысль о том, как его родной город раздирают на части алчность, раздробленность и межклассовая борьба.
Родина наша вовек не погибнет по промыслу ЗевсаИ по решению всех вечных, блаженных богов:То ведь Паллада Афина, заступница крепкая наша,Бога могучего дочь, длани простерла над ним!Но в неразумье своем сами граждане город великийВвергнуть в погибель хотят, думая лишь о деньгах.И у народных вождей преисполнены думы неправды.Но за великую спесь много несчастий их ждет:Сдерживать гордых страстей не умеют и в строгом порядкеРадости дня проводить, в тихом пируя кругу.Только о деньгах мечты их; владеть, хоть нечестно, стремятся.И богатеют они, злым предаваясь делам.Сытость – надменности мать, коль прибудет богатство большое.Тут не щадят ничего, ни из сокровищ святых,Ни из народных богатств; они грабят, откуда придется,И не боятся совсем Правды уставов святых.Ведает молча она настоящее все и былое;Рано иль поздно придет дать воздаяние всем [15] .15
Пер. с др. – греч. С. И. Радцига. Цит. по: Демосфен. Речи. М.: Памятники исторической мысли. 1996. Т. III.
Еще более яркое ощущение того, что происходило в Афинах во времена Солона, можно получить, если обратиться не к прозе или поэзии, а к одному предмету, найденному в Центральной Италии, но явно произведенному афинским художником, работавшим в 570 г. до н. э. или чуть позже. «Ваза Франсуа», названная так по имени человека, нашедшего ее два столетия назад, – это керамический сосуд, кратер, имеющий 66 сантиметров в высоту, расписанный в чернофигурной технике, которая переживала свой расцвет в Афинах между VII и V вв. до н. э. Вазу украшают не менее 270 фигур людей и животных; в основном на ней изображены мифологические сцены, в том числе и те, важную роль в которых играет Тесей. Можно увидеть, как этот герой празднует вместе со своими земляками-афинянами уничтожение Минотавра, ужасного чужеземного чудовища, пожиравшего афинскую молодежь и державшего в страхе весь город. В другом месте Тесей изображен сражающимся в союзе с дружественными варварами, лапифами, против кентавров – еще одного вида полулюдей-полуживотных. Их тела представляли собой нечто среднее между человеческими и конскими.
Но это изысканное произведение искусства – не просто почтительная дань мифическому основателю города, занимавшему центральное место в воображении афинян. На вазе есть гордые подписи гончара Эрготима, изготовившего ее, и художника Клития, который написал эти сцены. К этому времени Афины уже становились преуспевающим центром притяжения людей творческих, не стеснявшихся демонстрировать свои таланты и состязаться с коллегами. Их конкуренты, художники из Коринфа, славились мастерством изображения животных; афиняне совершенствовали передачу человеческих фигур – или, по меньшей мере, их контуров. Возможно, величайшим достижением Солона было то, что он почувствовал и поддержал способность Афин стать центром гуманитарного влияния – местом, привлекающим таланты со всей Греции и экспортирующим их произведения. Одной из самых мудрых политических мер, которые он принял, было предоставление гражданства селящимся в Афинах искусным художникам.
Несмотря на всю гениальность реформ Солона, в конечном счете они так и не смогли обеспечить Аттике стабильность. Возможно, они достигли желаемого результата по части ослабления нищеты низших слоев общества и предоставления некоторого выхода энергии формировавшегося среднего класса. Однако не прошло и двадцати лет с того времени, когда Солон был архонтом, как во всем регионе вновь возник опасный раскол между фракциями, сформировавшимися в разных местах на основе клановых приверженностей и экономических интересов.