Афонская монашка для тебя
Шрифт:
— А это помнишь, — спросил Ниршан, отпуская собственную искру, цветок Силы из груди, и возвращая его обратно. — Мы ведь не понимали, какого это расколоть душу Святого на миллиарды атомов.
То был совсем не крошечный ядреный взрыв, то была вселенная. Звездная пыль, что покрыла всю Землю тончайшим слоем. Впитываясь во все живое. Тогда-то один умелец и догадался открыть путь на Транспрану. Мост Вечности.
— Сколько, тогда погибло детей и взрослых, пытавшихся его пройти. Тысячи или миллионы?
— К чему ты? Мы победили.
Ниршан посмотрел на Велигора, горько ухмыльнулся.
— Победили? Ты
Тот не ответил, щедро отпил из бокала.
— Если тебе ее жалко терять, не теряй.
— А куда ты мне прикажешь ее деть? Спрятать? А потом смотреть, как она старится, как становится слабой и умирает? Это твое предложение?
Велигор под разразившийся грохот и сверкнувшую где-то далеко за окнами молнию, поставил бокал на столик и встал. Посмотрел на старого друга, пожал плечами. Он смотрит на Злату, каждый божий день. И ничего.
— Я ее привез. Что делать, решай сам.
Вышел, больше ничего не добавив. Ниршан долго еще пил до дна, показавшийся горьким на вкус напиток. Затем поморщился, принявшись тщательно разглядывать тонкие стенки бокала, ребристые узорчатые грани, затем поставил на столик. Оглядел окружающий его погром. Все тлен. Все пустое. Ничего больше для него не имело смысла.
***
Странное дело человек. Время умирать, время подводить итоги, а быт никуда не девается. Приготовить, помыть, постирать, поиграть, поспать, все эти действия, настолько обычные, повседневные, что надобность их диктуется лишь возможностью реализации. Но никак ни условиями жизни. Хоть война, хоть конец света, хоть мир, а дела делать требуется. Мое сердце колошматиться в груди ходуном, кожа в поту, а села спокойно после слушания в машину Велигора и поехала на казнь, зная, что Ниршан вряд ли наброситься на меня с порога. Значит, можно принять душ и поесть. Аппетит прорезался неимоверный. Будто не кормили меня до этого никогда. Говорят, что если человек все время жует, все время ест, значит, он хочет жить.
Поэтому уже внутри дома, я отправилась не в спальню, как повел меня Ласмир, а на кухню к Дине. Та хлопотала у плиты, готовила на всякий случай ужин. В домах арктиков так принято, даже если хозяин в отъезде, ужин готовился, как минимум на шесть персон. Всегда.
— Сейчас. Сейчас, — она достала тарелки, протягивая их Ласмиру.
— Куда пожелаете накрыть? — спросил он, с такой выдержкой, что я позавидовала.
— Давайте в спальне, — решила я, зацепив кусок сыра с тарелки из холодильника.
Выйдя после душа, завернутая в одно полотенце, я оценила старания слуги. Малый круглый стол у окна, с белой скатертью в пол. В центре ваза с охапкой красных цветов и сервировка на две персоны, ведерко с вином. Свечи. Красиво.
Дожидаться Ниршана я не стала. Сняла крышку с блюда и уставилась на еду. На тарелке лежал картофель и крольчатина. Я захихикала.
Бедный, бедный кролик. Ты вернулся ко мне. Не нашел себе место в раю, не прорыл норку в парке. А я не принесла тебе из кухни Дины ни моркови, ни капусты. Закономерный итог. Что ж, мне не пять лет, чтобы отказываться от еды. Кролик, так кролик. У меня было много ужинов в одиночестве за последние месяцы, этот мне показался самым романтичным. Тот «роман»
Когда на улице разразилась гроза, и хлынул тяжелый дождь, а молнии разорвали небо кружевными развесистыми паутинками, пришел Ниршан. Он сел за стол, и потянувшись, налил нам по фужеру шампанского. Мы чокнулись. Безмолвно выпивая назначенное.
— Ты хотела желание.
Теперь можно говорить — прямо и открыто. Все без утайки, прятать нечего.
— И что ты хотела?
Он смотрел на меня немного с отстранением, пьяно, устало.
— Координаты Моста Вечности.
Мужские губы дрогнули в усмешке, пока он скользил взглядом по мне, по подсыхающим волосам, оголенным плечам.
— Преданность до конца, — он поднял фужер.
А почему бы и нет. Это все, что у меня было.
— Как он умер?
Ниршан отпил, поставил фужер на стол, растягивая ворот рубашки. К еде не притрагивался, не проявляя ни малейшего интереса.
— Радар пожег. Один рукожоп не предупредил команду, и они попали под луч. Он умер в больнице, от остановки сердца. Мирная смерть.
— Я его почти не знала. Почему он тебе ее дал?
Ниршан пожал плечами, доставая монету из кармана брюк, положил на стол.
— Мы вместе лечились, видимо на память.
— А зачем ты ее таскаешь с собой? — я отпила из фужера, решив пожевать остатки закуски.
— Мы ловили шептуна, долго не могли вычислить. Он был так не похож.
Я вздохнула. Мы все не похожи. В критических ситуациях мы никогда не знаем, как поведем себя. Что скажем или сделаем. Ниршан слегка запрокинув голову, смотрел на меня задумчиво, из-под ресниц. Тер пальцами красивые, твердые губы.
— Он просил дать шанс, когда умирал. Тянул монету ко мне и просил дать шанс. Знаешь что это?
Я не знала. Моя монетка ко мне пришла по почте, на очередной день рождения.
— Так что это такое, Мост Вечности? — спросила я, понимая, что теперь могу спросить.
— Точка между пространствами. Между миром чувственной материи и бесчувственных идей. Зазор бытия, что создает все живое вокруг, доступный людям.
Ниршан задумчиво взял монету со стола и стал подбрасывать ее верх. Наблюдая раз за разом, как она падает.
— Хочешь рискнуть?
— Что будет, — я облизнула губы.
— Ты окажешься на мосту Вечности. И она задаст тебе вопрос. Ответишь правильно и воля твоя, нет, — он поймал монету, зажал в ладони и посмотрел на меня серьезно. — Смерть.
Я сглотнула. Мне что так, что так смерть.
— Ты уверен?
— С вечностью никогда не знаешь точно, как оно повернется. Но мост будет. Во всем остальном нет. Не уверен.
Он предлагал мне попытаться уйти через мост Вечности. Стать бессмертной? Сердце трепыхалось, волновалось, как птичка, попавшая в силки. Ничтожная красная перепёлочка в руках величественного великана, которому ничего не стоит хлопнуть ладонищами, и нет ее маленькой. Будто никогда не существовало. Вечность!