Африка под покровом обычая
Шрифт:
Мой коллега Этиканг Табе-Эбоб рассказал мне на следующий день, что маву не обошелся без инцидентов. Водитель легкового автомобиля, возвращавшийся издалека и не оповещенный о танце, к своему несказанному изумлению осветил лучами фар толпу обнаженных женщин. Эта неожиданная картина ошеломила его, но не настолько, чтобы он не почувствовал грозящей опасности. Еле-еле успел он развернуть машину и спастись от разъяренной толпы. Однако одного вождя, нечаянно очутившегося на улице, представительницы «слабого пола» безжалостно избили, невзирая на его сан. В селе Бесонг-Абанг, близ Мамфе, женщина, нянчившая ребенка, открыла дверь комнаты
Весть о ночной женской демонстрации в Мамфе разнеслась по департаменту. В соседних деревнях по обеим сторонам камеруно-нигерийской границы неделя за неделей бушевали пляски мавутянок. Чего только не увидели за это время боги! Сжалились же они только над деревней Афаб. 2 мая ночью женщины исполнили маву, а наутро хлынул ливень. Однако это было лишь счастливое исключение из общего правила. «Несмотря на ночные манифестации — заклинания в округе Мамфе, „боги“ пока не ответили на мольбы женщин, — комментировала газета „Нью Камерун“. — Если так пойдет дальше, то маву и другие подобные обычаи станут этнографической редкостью в наших краях».
Что чувствует простой человек, когда для него пляшут королевы?
Этот вопрос на первый взгляд может показаться странным. В наш век, казалось бы, не так уж и много королев, и если бы кому-нибудь захотелось полюбоваться их коллективным танцем, его сочли бы сумасшедшим. Но в жизни может случиться всякое.
В некоторых странах Африки «короли» царствуют чуть ли не в каждой деревне. «Руа» — так их величают в Камеруне, Габоне, Береге Слоновой Кости и других странах. Королева остается королевой, даже если она правит не огромным государством, а деревней Эбуэ или Зе, Эбонг или Румзо.
В марте 1971 года по частному приглашению одного из государственных деятелей Камеруна мне привелось побывать в селе Румзо — на севере страны, в горном массиве Мандара.
Дорога от Маруа в горы — проверка сопротивляемости организма к продольной, поперечной и прочим видам тряски — изматывает даже бывалых туристов. Да и понятие дороги весьма сомнительно в тамошних условиях, так как местами шофер превращается в проводника-следопыта, невесть как ориентирующегося по гранитным глыбам и завалам, оврагам, деревьям, термитникам и даже по колдобинам.
Сложнее всего было карабкаться по склонам Мандары, приближаясь к скалам Мери. Мы часто покидали лендровер и ценой огромных усилий вталкивали газующую машину на очередной крутой подъем. Вытирая с лица градом катившийся пот и давая минутный отдых телу, гудевшему от качки и жары, с круч и перевалов мы любовались раздольными равнинами, окаймляющими озеро Чад, плоскими серовато-желтыми долинами рек Шари и Логоне. В ущельях, на овальных, похожих на человеческие головы скалах Мандары уцелели остатки мирных племен, укрывающихся там со времен нашествий фульбе и массовых переселений народов в этой части Африки.
— Будьте внимательными, — повторял пригласивший нас депутат парламента. — Все здесь создано людьми, единственные инструменты которых — каменные орудия и их собственные
Повсюду нас поражала картина великого терпения, трудолюбия и изобретательности. Склоны гор были изрезаны полосками плодородных террас. Казалось, даже камень давал всходы проса, повинуясь воле тружеников. Годами все здесь повторяется в одном и том же ритме: сначала укрепляются подпорные заборы, подносится снизу в корзинах и подсыпается земля, засыпаются и закрепляются порожденные месяцами дождливого сезона промоины, оползни и канавки, быстро расширяющиеся в настоящие овраги.
На скальной платформе примостилось долгожданное село Румзо. Гостеприимный вождь уже ждет пас у подъезда к деревне. Первым делом он приглашает осмотреть свои покои.
Мы бредем анфиладой помещений, размышляя о том, в каком веке живут их обитатели. Каменные ступы, мотыги, топоры, ножи, молотки, копья и стрелы с железными и даже каменными наконечниками, глиняные сосуды, отполированные лежанки и подушки из цельного куска дерева — вот «мебель» и утварь палат короля мофу.
— Здесь живет моя мать, — в три погибели сгибается вождь перед входом в крошечную мазанку, смахивающую на обыкновенную конуру. На бруске-кровати лежит немощная старушка. Ноги старушки высовываются из домика — даже при ее усохшем теле не хватает площади. Комнаты королев чуть больше, и вход в них пошире — могут заползти два человека.
Король — человек умный и просвещенный. Он знает не только о политических проблемах Камеруна, по и о событиях за рубежом. Худо-бедно, а в селе есть транзистор, который вождь, его сановники и старики слушают по вечерам в хижине собраний.
Обход владений закопчен. Неторопливо выходим на площадь перед дворцом. Напротив — скала, похожая на почетную трибуну. Там уже расставлены табуреты. Пробираемся через толпу селян, ликующих при виде гостей. Все мужчины, женщины и дети, от души улыбаясь, стараются пожать каждому из нас руку. Гостеприимство и сердечность — неотъемлемая черта характера камерунцев. Приезд гостя развеивает однообразие быта крестьян, приносит им новые знания и впечатления.
«Они наги, даже совершенно наги, они — среди наименее прикрытых одеждой во всей Африке и, естественно, во всем мире. Это бросается в глаза, по к этому привыкаешь и можно тысячу раз повторять, что подобная нагота совсем не шокирует и вовсе не является бесстыдной». Глядя на мофу, я вспоминал эти справедливые слова французского исследователя Б. Лембеза, сказанные о Северном Камеруне. По дороге мы встречали и абсолютно нагих мужчин и женщин, с тем же откровенным детским любопытством взиравших на нас, что и мы на них.
Стереотипы в обычаях и морали относительны. Люди «одетые» в чем мать родила, отвергнувшие нелепые для этих жарких краев панталоны и рубашки, показывали на нас пальцами и заливисто, от всей души хохотали. Но только ли в столь прозаическом объяснении таилась истинная причина их насмешек?
Под теми же небесами в горах Мандара датский путешественник Йорген Бич во время съемок фильма подарил одному старательному парню-кирди по имени Дауду шорты. Стоило тому щегольнуть вечерком в обнове среди обнажеппых односельчан, как вся деревня была взбудоражена. Мужчины едко шутили над ним. Девушки, прикрывая глаза ладонями, с визгом прятались по хижинам, а их матери возмущенно упрекали юношу, мягко говоря, в нескромности. Так и пришлось «бесстыднику» раздеться…