Африка. История и историки

Коллектив авторов

После расстрела полицией мирной демонстрации в Шерпевилле в 1960 г. и провозглашения собственной независимости от Британского Содружества в 1961 г. ЮАР окончательно оказалась в изоляции от всего мира. Южноафриканские писатели стали фактически заложниками сложившейся ситуации: их произведения, публиковавшиеся в том числе и за пределами ЮАР, оказались своеобразным окошком, через которое люди из других стран могли взглянуть на то, что происходило в Южной Африке. На церемонии вручения Иерусалимской премии [642] в 1987 г. Кутзее подчеркивал эту особенность южноафриканской литературы второй половины XX в.: «Южноафриканская литература – это литература в тисках… Она ниже, чем полноценная социальная литература, так как она противоестественно занята властью и скованна ею, неспособна переместиться от элементарных дискуссий о доминировании и подчинении к огромному и сложному миру, находящемуся за их рамками» [643] . Действительно, большинство южноафриканских писателей 1950–1990-х годов сделали свои произведения главным способом выразить свою политическую позицию. Литература стала во многом походить на пропаганду.

642

Иерусалимская премия – литературная награда писателям, которые своим творчеством

отстаивают свободу индивидуума в обществе. С 1963 г. присуждается Международной книжной ярмаркой в Иерусалиме один раз в два года.

643

Freiman M. J. M. Coetzee’s allegory of writing in «Life and Times of Michael K»: Politics and the writer’s responsibility // Text. 2006. Vol. 10. No. 1. URL: http://www.textjournal.com.au/april06/freiman.htm

Надин Гордимер, хотя и могла воспользоваться всеми привилегиями белого человека в ЮАР, все же встала на позицию бескомпромиссной борьбы с расовой дискриминацией. Главным оружием в этой войне для нее стало творчество. Она считала и продолжает считать, что у писателя есть моральный долг, который состоит в том, чтобы «объяснять жизнь» [644] . «Писатель, – говорит Гордимер, – становится историком неописанных событий, посредником между историей и воображением» [645] . По сути роль писателя приравнивалась к роли историка, а точнее – летописца. В своих произведениях Надин Гордимер стремилась как можно точнее передать то, что происходило с ней и многими другими в Южной Африке эпохи апартхейда. Она писала о расовой сегрегации, борьбе черного большинства за власть, межрасовых отношениях. Хотя в одном из интервью она признавалась, что стремление к такому острому политическому и социальному акценту романов не было ее изначальной целью: «Если вы родились в Южной Африке и у вас белая кожа, вы будете избавляться от шелухи, будто луковица. С вас постепенно пооблетят все условности, к которым вы привыкли с детства. Я по натуре не любительница политики <…> и, полагаю, живи я в другой стране, я бы таковой и осталась» [646] .

644

Moss S. Nadine Gordimer goes back into battle // Te Guardian. 2010. 31 August.

645

Цит. по: Гордимер Н. (Gordimer). URL: http://www.digitalnpq.org/articles/global/176/05-14-2007/nadine_gordimer.

646

http://n-t.ru/nl/lt/gordimer.htm.

Но в Южной Африке держаться в стороне от политики невозможно, считает Гордимер. Такой же путь осознания проходит и героиня самого известного ее романа «Дочь Бургера» («Burger’s Daughter», 1979 г.). Роза Бургер – дочь убитого главы коммунистической партии ЮАР (КПЮА). После смерти отца его соратники думают, что дочь продолжит дело отца в борьбе с режимом апарт-хейда. Но вместо этого Роза решает покинуть страну, убежать от политики и начать жизнь заново, за границей. Однако вдали от родины она впервые осознает, как на самом деле ее тревожит ситуация в Южной Африке, она пытается осмыслить апартхейд, в условиях которого выросла, законы которого стали причиной смерти ее отца. И приходит для себя к выводу: «…настоящее определение одиночества <…> – это жизнь без ответственности перед обществом». Она возвращается в ЮАР, чтобы продолжить борьбу с апартхейдом, начатую ее отцом.

Кутзее начал писать свои первые романы в начале 1970-х годов. Бежав из ЮАР в 1960-х годах, он имел возможность жить за границей и наблюдать со стороны все, что происходило на родине. Это заставило его задуматься об истоках не только самой политики апартхейда, как таковой, и основах господства белых в ЮАР, но и о сути самого колониализма и империализма. В Лондоне он проводил много времени в библиотеках, читая о первых переселенцах, об экспедициях европейцев в Африку, о покорении африканских народов. При этом Кутзее не преследовал цели перенести исторические факты в свои произведения. Он хотел создать романы, ценные сами по себе теми идеями и сюжетами, которые в них присутствуют, а вовсе не степенью точности в передаче исторической эпохи и событий, на фоне которых происходит действие [647] . В противовес общему стремлению южноафриканских писателей того времени к «реализму», Кутзее ставил целью создать «роман, который содержит собственные парадигмы и мифы… чтобы выявить мифический статус самой истории, демифологизировать ее… Например роман, проблемы которого лежат за рамками классового конфликта, расового конфликта, гендерного конфликта или любого другого противостояния, вокруг которого строятся история и исторические дисциплины» [648] . Таким образом, для Кутзее южноафриканский материал был лишь основой для того, чтобы порассуждать об общемировых процессах.

647

Coetzee J. M. The Novel Today // Upstream. 1988. No. 6. P. 3.

648

Coetzee J. M. The Novel Today // Upstream. 1988. No. 6. P. 3.

В одном из интервью в 1987 г. Кутзее подчеркивал, что ситуация в Южной Африке тесно связана с глобальным историческим процессом, и добавлял: «Я с недоверием отношусь к тенденции разделения европейского и южноафриканского контекстов, потому что я считаю, что наш исторический опыт по-прежнему един и по большей части связан с колониализмом» [649] . Именно поэтому в своем первом романе – «Сумеречная земля» («Duskland») – он напрямую соотнес колониальное завоевание Южной Африки и политику США во Вьетнаме. При этом Кутзее интересует главным образом психология отношений раба и господина, того, кто вообразил, что его народ выше других и дал тем самым себе право на насилие над людьми, принадлежащими к иному народу, нации, расе.

649

Цит. по: Watson S. Colonialism and the Novels of J. M. Coetzee // Research in African Literatures. 1987. Vol. 17. No. 3. P. 372.

В 1980 г. Кутзее опубликовал роман «В ожидании варваров» («Wailing vor the Barbarians»). Несмотря на то, что в произведении присутствовали черты, явно связывавшие его с реалиями ЮАР времен апартхейда, Кутзее, по его собственным словам, создавал книгу об «отношениях между авторитарным государством и его жертвами… о воздействии насилия на сознание человека» [650] .

В центре сюжета – судьба одного человека, Судьи, который за стремление иметь свой собственный взгляд на вещи и сострадание лишается всех постов и сам оказывается осужденным и униженным. Помимо проблемы взаимоотношений между государством и личностью, в романе Кутзее обозначена тема, которая становится все более актуальной не только для Африки, но и, пожалуй, для всех стран мира. Империю, где происходит действие книги, окружают якобы враждебные племена «варваров», которых когда-то оттеснили с этой территории. Аппарат пропаганды Империи постоянно провоцирует среди граждан слухи о том, что «варвары» хотят напасть на Империю и вернуть свои земли. И хотя главный герой относится к этим страхам скептически, он все же считает справедливым, если «варвары» действительно свергнут Империю: «Мы считаем эти места своими, частью нашей Империи… Но они, эти варвары, считают иначе. Мы живем здесь уже более ста лет… но они все равно считают, что мы здесь в гостях, временно… И они не сомневаются, что недалек тот день, когда мы сложим свой скарб на телеги и отбудем восвояси, туда, откуда прибыли» [651] . Действительно, прошло чуть больше 10 лет, и Южная Африка дождалась прихода к власти «черного большинства» – тех, кого белые южноафриканцы притесняли на протяжении почти полувека.

650

Coetzee J. M. Into the Dark Chamber: Te Writer and the South African State (1986) // Coetzee J. M. Doubling the Point… P. 363.

651

Кутзее Дж. М. В ожидании варваров / пер. А. Михалева. СПб., 2004. С. 85.

«Новая» Южная Африка глазами Гордимер и Кутзее: иллюзии и реальность

После демонтажа апартхейда Гордимер, казалось, была абсолютно счастлива. «Жить для того, чтобы увидеть, как все заканчивается, и внести в это свой крошечный вклад – это было удивительно и прекрасно» [652] , – сказала Гордимер в 1994 г. Она с удовольствием до сих пор вспоминает о том, как стояла в очереди на первые демократические выборы вместе с людьми других рас: «Это было лучшим событием в моей жизни. Лучше, чем момент получения Нобелевской премии» [653] .

652

Вастберг П. Надин Гордимер и опыт Южной Африки / пер. С. В. Сиротина. URL: http://noblit.ru/content/view/606/33/

653

Chakraborty Y. Nadine Gordimer: 30 Minutes With. URL: http://jaggo.wordpress.com/2008/11/15/nadine-gordimer-30-minutes-with/

Но в изменившейся реальности Гордимер пришлось искать свое место. Во времена апартхейда она считала своим долгом бороться бок о бок с черными за их равноправие и подчинить свое творчество этой же цели. «Борьба – это состояние коллективного сознания черных, а искусство – оружие в этой борьбе» [654] , – писала она в 1979 г. Но после демонтажа апартхейда Гордимер с горечью признавалась, что искусство белых теперь уже не нужно черным, что у них другие ценности и другое будущее. «Белый, как писатель и как южноафриканец, не знает своего места в “истории” на данном этапе, в это время» [655] . После первого всплеска эйфории от возможности создания «радужной нации», где все наконец-то будут уравнены в правах, пришло разочарование и чувство потерянности. В одном из интервью Гордимер признавалась: «Пока шла борьба, все были нацелены только на свержение апартхейда, и ни у кого не было времени задуматься о будущем и проблемах, с которыми мы столкнемся» [656] . Главными из этих проблем Гордимер называет коррупцию, охватившую всю верхушку власти, СПИД и насилие. Еще в 1990 г. в эссе «Как мы должны теперь смотреть друг на друга?» («How Shall We Look at Each Other Ten?») она писала:

654

Gordimer N.Relevance and Commitment // Gordimer N.Te Essential Gesture: Whriting, Politice and Places. New York, 1989. P. 137.

655

Gordimer N.Living in the Interregnum. URL: http://jaggo.wordpress.com/2008/11/15/nadine-gordimer-30-minutes-with/

656

Shackle S. Nadine Gordimer – Extended Interview // New Statesman. 2010. 4 June.

«Просто поскольку есть люди, физически изуродованные борьбой между властью белых и движением за свободу черных, существует психологический, поведенческий ущерб, который в разной степени был нанесен всем нам в Южной Африке, знали мы это или нет, были ли мы белыми, которые закрывали глаза и электронные ворота, чтоб не видеть, что происходит с черными; были ли мы черными, которых переселяли, куда было угодно правительству, травили слезоточивым газом и расстреливали, бросали в тюрьмы или насильно высылали, или <мы> уезжали сами, чтобы присоединиться к армии бойцов за свободу, которая возникла тогда, когда иного выбора не оставалось. Насилие стало южноафриканским образом жизни» [657] .

657

Gordimer N. How Shall We Look at Each Other Ten? // Gordimer N. Living in Hope and History. London, 1999. P. 140.

В романе «Домашнее оружие» («Te House Gun», 1998 г.) Гордимер продолжила ту же мысль: всплеск насилия в постапартхейдной Южной Африке – это прямое последствие политики апартхейда, логичный ответ на нее. Она утверждает: «Насилие, которое совершало государство при старом режиме, приучило его жертв к тому же. Люди забыли, что существовали какие-то другие способы борьбы [658] … насилие, совершенное режимом апартхейда, породило культуру, в которой оружие является нормальной частью домашнего хозяйства, как домашний кот, например» [659] .

658

Gordimer N. Te House Gun. New York, 1998. P. 49–50.

659

Gordimer N. Te House Gun. New York, 1998. P. 267.