Африканда
Шрифт:
– Но я же привозил вам керны с признаками богатых руд, – помолчав, немного, сказал Вадим. – Пусть и не наши, немцами добыты, но признаков много в них.
…Так случилось, что во время войны немецкая армия, захватив часть территории СССР в Заполярье, не только воевала, но и вывозила и искала полезные руды для производства оружия – никель, медь и много других. Почти треть руды и файнштейна привозили на заводы Рейна с Кольского полуострова.
О разрушенной временем немецкой буровой Братанову рассказал саам Христофор Николаевич после того, как Вадим увидел у того в куваксе (чуме) несколько досок от керновых
Керна там имелось много и довольно хорошего, но откуда он привезен, никто не знал, а расстояния на Севере велики – сотни километров вокруг, не набегаешься. Вадим набрал образцов и шлама около устья скважины и отвез в лабораторию. Все образцы оказались хорошими, а вот шлам – пустым. А где бурились другие скважины, можно было только гадать.
– Может, у наших соседей по участку поспрашивать? – предложил Черников.
– Да не скажут они! Эти гондоны не из нашей пачки, как говорится, – резко ответил Фанстиль. – Им деньги нужны для своей работы, и ордена и медали за открытие никто с нами делить не будет. Ладно, мужики, давайте разговоры заканчивать, до весны бурите, все снабжение пока оставим как есть.
Братанов вышел из комнаты начальника грустным и задумавшимся – он очень верил в свой участок. Но это геология, и отрицательный результат – тоже результат.
Вадим сел в «Шишигу», загнал ее во двор на базу, отдал список, накладную из бухгалтерии на продукты и расходники с оборудованием, сказав кладовщику: «Сами загрузите». Тот кивнул. Вадим пошел домой проверить почту да взять кое–что из вещей.
Жил Вадим в деревянной двухэтажке, в квартире из двух комнат; вторую, что побольше, занимали геолог Игорь Васюхин с женой Татьяной и маленькой собачкой по кличке Муся.
Танька–Стюардесса
В поселке Татьяну все называли Танька–Стюардесса. Невысокая, 37-летняя грудастая женщина с шикарной пятой точкой. Дома постоянно с бигуди – полосками ткани, обмотанными бумагой посередине и для лучшей фиксации пропитанными пивом. Танька не имела никакого отношения к авиации, но все помнили, как она после школы поехала к тетке в Ленинград на курсы стюардесс. Но вся ее учеба окончилась после первого собеседования, так что устроилась в буфет уборщицей.
Заведовал буфетом Шуя Зияевич. Он–то и дал Татьяне «путевку в жизнь». Потом на танцах познакомилась с курсантом летного училища. «Я ведь тоже из авиации», – сказала Таня. Вот и вся причастность к авиации. Но всем говорила, что отучилась три года, на выпускных оказалось, что боится высоты. Такова была ее легенда.
Через какое–то время курсант, узнав о такой радостной для него вести, что Таня беременна, больше в самоволку не бегал и в увольнения не ходил, так что пришлось делать аборт. Потом был студент театрального училища, будущий то ли актер, то ли режиссер. От него тоже был залет, и будущий актер или режиссер тоже пропал с горизонта. Тетка пожаловалась сестре на ее дочь, а та приехала и забрала Таню в Псков. Ну а в Пскове как раз и отдыхал новый сосед по дому, геолог с Севера, Игорь Евгеньевич. За него и выдали Таньку–Стюардессу. Молодой был немолод, но тут не до выбора: женихи в очередь
И все бы хорошо, но Татьяна была беременна от студента, и, как они с мамой ни считали, получалось, что сроки к мужу не подходили. Выходило по–любому месяц за два. Видимо, от волнения у Тани случился выкидыш, после чего Бог ей детей не дал.
В семидесятых-восьмидесятых годах минувшего века геологов и буровиков все воспринимали как богатых и таинственных людей; в некоторых случаях так и было. Большинство из них люди стойкие, честно трудились. После того как они приходили на необжитую землю, она оживала, становилась обжитой. Здесь рождались заводы и комбинаты, а вокруг как бы сами собой возникали города.
Все геологи–полевики были рукастыми людьми, могли что угодно построить и отремонтировать, но только это не относилось к Игорю Евгеньевичу. Это был пятидесятилетний, высокий, худой человек с вылупленными большими глазами в очках и редкими темными, как будто с лобка, кудряшками на голове. У него все валилось из рук, гвоздя забить не мог, но в работе никаких поблажек буровикам не давал. Он требовал выход керна в 100 процентов, все записывал в полевой журнал, оформлял пробы и отправлял в лабораторию. Большего от него и не ожидалось. Но всегда почему–то у него болели то зуб, то живот, а то и все вместе. Вот такой муж достался Татьяне Анатольевне – нашей миниатюрной Стюардессе.
Как–то раз от безделья (Татьяна не работала, так как все не подходило для ее творческой натуры) пошла за грибами, чтобы не заблудиться, бродила возле военного аэродрома в том месте, где лежали высокими штабелями бомбы, обвязанные деревянными решетками и стянутые металлическими лентами. Вот возле таких штабелей, только с другой стороны забора, сделанного из колючей проволоки, и заприметил нашу Стюардессу прапорщик Чеберко.
Чеберко заведовал выдачей спирта для самолетов, который заливали как антиобледенитель в крылья. Весь поселок знал, когда будут полеты и когда самолеты вернутся на аэродром. Местные могли даже примерно подсчитать по времени и количеству бортов, сколько спирта останется для слива и сдачи прапорщику Чеберко.
Все учитывалось, но спирт всегда им продавался, а на складе был в наличии и не разбавленный. Как он умудрялся это делать, понять никто не мог.
Этот спирт называли «Масандра», и стоил он по ценнику предприимчивого прапора тридцать рублей за трехлитровую банку. Ушлые покупатели проверяли его на предмет разбавления очень просто: брали чайную ложку, туда клали обломанную спичечную головку и капали в ложку спирт. Потом спирт поджигали. При наличии воды спирт выгорал, а сера на спичечной головке не загоралась, а расплывалась по оставшейся воде или вспыхивала, но очень медленно, как бы нехотя.
Когда Чеберко уволился в запас, секрет раскрыли. Он набирал извлекаемое количество спирта и заменял его водой, наливая ее в резиновые шары от метеорологических зондов. Поэтому спирт был не разбавлен, а его количество в крыльях соответствовало нужному.
И такой вот прапор заприметил нашу Таню.
Сделав грозное лицо, он крикнул Татьяне Анатольевне:
– И что это мы тут ходим, нарушаем?
– Да нет, – ответила та. – Приблудила маленько, не знаю, как выйти.
– Не знаешь, так заходи, – сказал Чеберко. – Я сейчас.