Африканские страсти (сборник)
Шрифт:
— Понимаешь, это произошло случайно, но… — замялась Горецкая. — В общем, по моей вине умерла бабка. Но она была очень старая и все равно бы умерла, — поспешно добавила она, замечая, как постепенно вытягивается лицо собеседника.
— Ты что? Рехнулась? Настя, какая бабка? Почему? Что она тебе сделала? — обрушил он на нее град вопросов.
— Я же сказала, что так получилось, — виновато посмотрев на Юрия, опустила глаза Горецкая. — У нее оказалась очень хорошая память, и она многое помнила… А тут еще
— Что она могла помнить? О чем? Какие события? — продолжал недоумевать Юрий.
— Я должна отсюда уехать, — театрально заламывая руки, сказала Горецкая. — Я должна…
Клубнев тем временем схватился руками за голову и принялся раскачиваться из стороны в сторону как маятник.
— Господи, моя карьера… — внезапно простонал он. — Я только начал вставать на ноги. Настя, что ты натворила?
Он внезапно вырвал свою руку, которую держала Лариса, и бросился к выходу из кабинета. Лариса не стала его останавливать.
И в этот момент в ее кабинет вошел капитан Карташов в штатском.
— Ну что опять за спешка? — недовольно спросил он.
— Тихо, садись и смотри, — оборвала его Лариса, указывая на кресло. — Давай немного подождем. Она уже призналась, и все это записано на пленку. А сейчас, я думаю, развернется пьеса под названием «Отелло». В роли Дездемоны выступит Анастасия Горецкая, а в роли мавра — депутат городской думы Иван Клубнев.
— А дальше?
— А дальше появимся мы.
— Не возражаю…
Карташов пожал плечами и уставился на экран.
— Юра, выйди, пожалуйста, — прозвучал глухой голос Клубнева.
Он уже стоял на пороге кабинки для «конфиденциальных» разговоров. Горецкая, вздрогнув, уставилась на мужа так, как будто увидела привидение. Юра же, удивленно вскинув брови и усмехнувшись, встал.
— Извини, старик. Так получилось.
Он похлопал депутата по плечу и вышел из кабины. Казалось, он был рад, что все закончилось именно так. Похоже, что признания Горецкой и ее приставания насчет Москвы ему самому были неприятны.
— Ты что, за мной следил? — вскочила Анастасия Николаевная со стула.
Ее глаза пылали праведным гневом.
— Делать мне больше нечего, — устало ответил Клубнев. — Сядь на место и перестань из себя опять кого-то изображать. Я не знаю всех твоих ролей и сейчас не оценю твоей игры.
Горецкая хмуро посмотрела на мужа и села.
— Ты всю жизнь играешь: сначала роль жены, потом матери. Я уверен, что и сейчас, с Юрием, ты пыталась играть роль любовницы, которую отвергли, — Клубнев поморщился. — Так себе, между прочим, сыграла. Иногда я уже и не могу отличить, где ты настоящая, а где нет. С кем ты спишь, мне все равно. Ты никогда не была монашкой, но сегодня я услышал о тебе такое!
— Что? Что ты услышал? — с ужасом спросила Горецкая. — Как ты мог что-либо
— Во всех ресторанах стоят камеры. И «Чайка» не исключение.
— Нас что, и сейчас видят и слышат? — с еще большим ужасом спросила Горецкая и привстала.
— Сейчас это уже не имеет значения. Так я все-таки не понял, в чем тебя обвиняют?
Горецкая смотрела на мужа широко раскрытыми глазами, не в силах вымолвить ни слова. Видимо, на нее большое впечатление произвело скоропалительное исчезновение Юрия и внезапное, как снег на голову, появление мужа.
В этот момент Карташов отвел глаза от монитора и вопросительно посмотрел на Ларису.
— Пора? — спросил он.
Лариса кивнула.
— Пожалуй…
Они вышли из кабинета и направились по служебному коридору в зал, прошли мимо стоявшего около стойки бара Степаныча и вскоре уже открывали дверь в кабину, где сидели Клубнев и Горецкая.
— Извините, я вынужден прервать ваш диалог, — так обозначил свое появление перед супругами Карташов. — Продолжим разговор у меня в кабинете.
И, довольный собой и ситуацией, Олег Валерьянович заученным движением обнажил свое удостоверение. Его рука с книжечкой застыла аккурат между лицами обоих супругов.
— Мы с вами уже встречались. Не так давно… По поводу вашего мальчика…
Горецкая сидела молча, опустив голову.
— Я думаю, нам есть о чем поговорить с Анастасией Николаевной, — продолжил Карташов.
— Вы ничего не докажете, — с вызовом подняв голову, заявила она, — я ничего не говорила и никуда не пойду. Ты можешь подтвердить что-либо, что может быть использовано против меня? — обратилась она к Клубневу.
— Нет, — тут же спохватился он. — И вообще я не пойму, по какому праву вы врываетесь к нам и портите нам обед? У меня вообще депутатская неприкосновенность!
— Да к вам и нет никаких претензий, — спокойно парировал Карташов. — Успокойтесь, пожалуйста. А вот за дачу ложных показаний мы можем привлечь и вас. Так что пройдемте, Анастасия Николаевна. Вы обвиняетесь в убийстве Кортневой Глафиры Даниловны.
— Это кто? — только и смогла спросить она.
Лицо ее побледнело, как будто она наложила на себя обильный грим.
— Это та самая акушерка, которая когда-то помогла вам. За что, собственно, и поплатилась, — вступила в разговор Лариса. — Это опять вы? — устало проговорила Горецкая, окидывая Ларису презрительным и ненавидящим взглядом.
— Я думаю, мы найдем повод для разговора, — сказала Лариса. — К тому же запись вашего признания по поводу Кортневой у нас имеется.
— Подождите, — вскочил со стула Клубнев. — А мне-то что делать в этой ситуации?
— Можете пойти с нами. Вам же интересно будет послушать рассказ вашей жены… — чуть усмехнулась Лариса.