Ага, влюбился!
Шрифт:
Я нахмурилась. Не нравилось мне, что меня воспринимают единым целым с Карповым! И не нравилось, что все помнят про историю в первом классе. И мало того, что помнят и воспринимают, так и постоянно делают это при мне!
– Посижу здесь, Олю подожду, – ответила я, забираясь на подоконник, чуть в стороне от кабинета, чтоб меня ни с какого ракурса с класса было не увидеть.
Нам никогда не разрешали сидеть на подоконниках, и с тех пор я просто обожаю это делать. В универе к подобному относились не так трепетно, как в школе, и там можно было сидеть, сколько и где душе угодно.
Но
– О, Ванёк! – обрадовался наш одноклассник, выглянувший из класса. – Иди скорей, как раз тебя вспоминали! Привет, Ника! Чего вы тут? Заходите!
Гудвин глянул на меня, и я тоже его поторопила:
– Да, иди скорее! Тебя вспоминали – снова кому-то мозгов или сердца не хватает! Иначе чего тебя вспоминать, да, Гудвин?
Мы дружно состроили друг другу рожицы и рассмеялись, после чего Ваня пошёл в класс, а я осталась на своём месте.
Врубила музыку в плеере погромче, надела наушники и закрыла глаза – скоротать время никогда не было проблемой для меломана.
Прошло всего два или три трека, как рядом со мной оказался кто-то. Странно, но даже не открывая глаз, я могла точно сказать, кто именно этот кто-то.
Женю Карпова я уже давно научилась чувствовать каким-то особым чутьём, и оно никогда не подводило. Вот и сейчас я узнала этого парня. Не по запаху, не по голосу, с закрытыми глазами и музыкой в наушниках.
Я ощутила его присутствие задолго до того, как он бесцеремонно вытащил один наушник из моего уха и подал голос:
– Скучаешь? – Женя запрыгнул на подоконник рядом со мной и заглянул в лицо.
Интересно, он до этого что-то говорил мне, но я не слышала, или просто пялился и пытался найти отличия с той девчонкой, которую помнил?
Я открыла глаза и посмотрела на одноклассника с интересом. Этот парень мало изменился, поскольку к выпускному имел хорошую фигуру, а при его телосложении, фигура такой должна оставаться долго.
Лицо прежнее, стрижка тоже мало отличается от той, что он носил в одиннадцатом классе. Глядя на Карпова, можно было ощутить себя в прошлом, и от этого становилось как-то не по себе, словно я разом ощутила тяжесть этих нескольких лет, которые навалились и кричали сейчас: «Смотри, прошёл лишь миг, а ты уже давно не школьница! Моргни ещё раз – и станешь пенсионеркой!»
Я помотала головой и припомнила, о чём спрашивал Женя. Сам он, наверно, уже и думать об этом забыл, поскольку смотрел на меня так удивлённо, изучающе, словно не верил своим глазам, что видит меня.
– А что, тут разве весело и был шанс не заскучать? – вопросом на вопрос ответила я.
– Нет, но тут и не должно быть весело, – ответил Карпов, поглядев в сторону класса, откуда раздавались голоса ребят. – Тут душевно… Разве нет?
Я пожала плечами. Мне не было приятно находиться здесь, и я не лукавила, когда говорила Оле, что могу пойти только ради неё. Но и неприятно тоже не было, надо признать. Да, я не стремилась быть в центре внимания или с кем-то обсуждать свою жизнь, но и меня никто не трогал и не лез в душу, что уже хорошо.
– Твоя подруга
– Угу… – ответила я безразлично.
– Каждый поступок имеет свои последствия… – говорила Оля кому-то, и этот кто-то отвечал ей с иронией, не воспринимая мою доморощенную «гуру психологии» всерьёз:
– Да, каждый поступок имеет последствия, и что теперь – ничего не делать, как некоторые?
На кого он намекал, оставалось непонятно, но Оля продолжала непоколебимо вещать:
– «Ничего не делать» тоже имеет свои последствия. Ты мелко мыслишь, если не понимаешь, что поступок – это не только поступок, но и его отсутствие. И отсутствие поступка – это бывает очень опрометчивый или, наоборот, очень грамотный поступок.
– Ты, Северова, меня совсем в тупик загоняешь! – весело отвечал ей собеседник.
Я улыбнулась Карпову, мол, да, вот такая у меня подруга, а что?
– Напишу ей смс, чтоб закруглялась, а то начнёт сейчас всех лечить, так до утра здесь просижу, – пробурчала я, доставая телефон. И пояснила: – Я сюда не хотела приходить. Оля уговорила.
Женя не уходил. Он наблюдал за мной словно невзначай, из-под полуопущенных ресниц, и я временами косо смотрела на него, проверяя, не отвлёкся ли. Нет, не отвлёкся. Светло-серые глаза, которые сегодня не показались мне ничуть глупыми, смотрели на меня, хоть и не прямо, не в упор.
Набрав сообщение Оле, чтоб закруглялась, я поудобнее уселась на подоконнике, не зная, как дальше вести себя с Карповым. С ним было сложно хотя бы потому, что мы никогда вот так не сидели рядом, не разговаривали, не рассматривали друг друга столь внимательно…
А я ему ещё и улыбнулась – совсем уже расслабилась!
Что, если со школьными годами улетучилось всё, что тогда было? Вон, как мило пообщалась сегодня с Ваней! Может, и с Карповым тоже будет так? Мы сейчас поговорим, как старые приятели, посмеемся над прошлыми обидами и разойдёмся, как и прежде, по своим дорогам?
Эта мысль пугала меня, и потому я молчала. Не хочу так! Хочу, чтобы Карпов остался моим школьным непрощённым неприятелем! Он, можно сказать, дорог мне именно таким!
Почему молчал Карпов, я не знала, но, быть может, он тоже боялся сейчас разрушить что-то важное, что делало нас – нами.
– Часто вспоминаешь школу? – спросил он у меня как-то просто, словно не спрашивал что-то личное, а так, вёл дежурную беседу о погоде.
– Никогда, – ответила я почти правду. – Некогда и незачем. Да и что вспоминать-то? У меня жизнь в школьные годы школой не ограничивалась – есть что вспомнить и без неё.
Это было правдой. Школа – чисто необходимость, не более того. У меня была дача с классными друзьями, была художественная школа, где царило веселье, были друзья во дворе, которые учились в другой школе, но это не мешало им общаться со мной.
Так что школа для меня не была центром вселенной, как для многих. И потому она ассоциировалась с Олей Северовой, Ваней и, конечно, с ним, с этим невыносимым парнишкой, что сейчас смотрел на меня и пытался поддерживать разговор.
– А я –часто, – ответил Женя, словно я спрашивала: «А ты?»