Агасфер. Том 2
Шрифт:
— Через нее мы проберемся в сад и станем искать то место, где кончается стена и начинается решетка.
— Да, да. С одной стороны помещается павильон, где живет мадемуазель де Кардовилль, а с другой стороны та часть монастыря, где заперты дочери генерала Симона.
В эту минуту свернувшийся у ног хозяина Угрюм вскочил и, подняв уши, начал прислушиваться.
— Угрюм, должно быть, что-то чует, — сказал Агриколь, — послушаем.
Ничего не было слышно, кроме шума ветра, колебавшего высокие деревья бульвара.
— Батюшка, если калитка в сад отворится, мы возьмем Угрюма?
— Да,
Медленные, торжественные, звонкие удары, как бы господствуя над воем бури, пробили двенадцать.
Бой часов болезненно отозвался в душе Агриколя и его отца; немые и потрясенные до глубины души, они невольно вздрогнули и обменялись энергичным рукопожатием.
Помимо воли сердца отца и сына бились в такт ударам колокола, дрожащие звуки которого протяжно вибрировали в ночном мраке.
При последнем Ударе Дагобер сказал сыну твердым голосом:
— Полночь!.. Обними меня… и вперед!
Отец и сын обнялись. Минута была решительная и торжественная.
— Теперь, батюшка, — сказал Агриколь, — надо действовать смело и хитро, как действуют воры, взламывающие сейф!
Говоря это, кузнец вынул из мешка крюк и веревку. Дагобер вооружился железной полосой, и оба осторожно двинулись к маленькой калитке, помещавшейся недалеко от угла, где соединялись улица и бульвар. Время от времени она останавливались и прислушивались, стараясь различить, нет ли иных звуков, кроме шума ветра и дождя.
Ночь по-прежнему была довольно светлой. Подойдя к калитке, они сумели разглядеть, что доски были очень стары и казались непрочными.
— Хорошо, — заметил Агриколь, — она сразу уступит!
И кузнец хотел уже нажать могучим плечом на дверь, как вдруг Угрюм глухо заворчал и, казалось, готов был сделать стойку.
Дагобер знаком заставил собаку замолчать и, схватив сына за руку, шепнул:
— Не трогайся… Угрюм кого-то почуял там в саду.
Несколько минут они стояли неподвижно, чутко вслушиваясь, настороже, сдерживая дыхание… Собака, послушная воле хозяина, не ворчала больше, но сильно волновалась, хотя ничего не было слышно.
— Собака ошиблась, — шепнул Агриколь.
— А я уверен, что нет! Не двигайся…
Через несколько минут Угрюм лег на землю и насколько мог просунул морду под калитку, тяжело дыша.
— Идут, — шепнул Дагобер сыну.
— Отойдем! — сказал Агриколь.
— Нет, послушаем. Успеем убежать, когда отворят дверь… Сюда, Угрюм… сюда.
Послушная собака отошла от калитки и легла у ног хозяина. Через несколько секунд послышались тяжелые шаги, шлепающие по лужам, солдат и кузнец не могли различить слова из-за воя ветра.
— Это обход, о котором говорила Горбунья, — сказал Агриколь.
— Отлично… Раньше двух часов они в другой раз не пойдут… У нас есть, значит, впереди часа два времени… Дело теперь почти верное…
Вскоре шагов
— Ну, теперь, не теряя времени, давай отворять дверь, — сказал минут через десять Дагобер сыну. — Они ушли далеко.
Агриколь с силой уперся в дверь плечом и толкнул ее; однако она не поддавалась, несмотря на ветхость.
— Проклятие! — сказал Агриколь. — Наверное, она сзади держится на засове. Иначе бы эти старые доски не устояли.
— Как же быть?
— Я влезу на стену с помощью крюка и веревки и отворю ее с той стороны.
Говоря это, Агриколь взял веревку, и после многих попыток ему удалось зацепить крюк за стену.
— Теперь, отец, помоги мне подняться, а затем я взберусь по веревке, сверху перекину веревку на ту сторону и живо буду там.
Солдат прислонился к стене, сложив руки, а сын, ловким движением опираясь на них, а потом на крепкие плечи отца, с помощью веревки, через минуту был уже на стене. Несчастный не подозревал, что на ее гребне были насыпаны осколки стекол от разбитых бутылок, которыми он порезал себе руки и ноги. Но, боясь испугать отца, кузнец сдержал невольный крик боли и, перекинув веревку, спустился по ней в сад. Тотчас же он подбежал к калитке, которая, действительно, была закрыта на громадный железный засов. Но замок был настолько плох, что одно сильное движение Агриколя — и он слетел. Засов отодвинулся, дверь отворилась — и Дагобер вместе с Угрюмом очутились в саду.
— Теперь, — сказал солдат сыну, — благодаря тебе главное сделано… Вот надежный путь для побега наших пленниц… Нам остается только добраться до них без помехи… Угрюм пойдет вперед разведчиком… Иди, собака, иди… и главное молчи… ни звука.
Умное животное сделало несколько шагов, прислушиваясь и поводя носом с осторожностью и внимательностью настоящей ищейки.
При бледном свете луны, задернутой облаками, Дагобер и его сын увидали несколько длинных аллей. Не зная, по какой из них идти, Агриколь дал совет отцу держаться стены, которая, несомненно, приведет их к какому-нибудь зданию.
— Верно… пойдем по траве… а не по грязной аллее — меньше будет шума, — сказал солдат.
Они пошли рядом с аллеей, тянувшейся близ стены; Угрюм бежал впереди. Время от времени все они останавливались и прислушивались, прежде чем продолжать путь мимо колеблемых ветром деревьев и кустарников, которые принимали при лунном свете причудливые формы.
Пробило половину первого, когда они дошли до железной решетки, отделявшей собственный сад настоятельницы. Сюда-то и забралась утром Горбунья, чтобы поговорить с мадемуазель де Кардовилль.
Через решетку Агриколь и его отец разглядели забор, стоявший на месте воздвигающейся постройки, а за ним небольшой четырехугольный павильон.
— Вот там, верно, и есть павильон сумасшедшего дома, где находится мадемуазель де Кардовилль.
— А здание, где помещаются Роза и Бланш, должно быть, напротив него, — сказал Дагобер. — Только нам отсюда не видать их окон. Бедные девочки… они тут… бедняжки… в горе, в слезах! — прибавил он с волнением.
— Только бы калитка не была заперта, — сказал Агриколь.