Агасфер
Шрифт:
Каменов с удовольствием глядел на дело рук своих, потягивая кофе на веранде своего нового особняка. Изобретение века. Бессмертие. Победа над временем, по крайней мере, той его частью, которую пожирали игры. Ну и, конечно, работа, чтение, просмотр фильмов и новостей… Вся деятельность человека, связанная с информацией, полезная и бесполезная, переводилась теперь в ПР-формат, а в реальность оставалось вынырнуть, чтобы полюбоваться рассветом. Или прочитать рекламу.
А еще можно было погрузиться в квазимир игр и библиотек, лежа в палате хосписа, и лишь изредка выныривать в болезненное
Алекс зевнул, потянулся, закрыл глаза и прямо с веранды вошел в мир, полный приключений.
«Вы умерли. Поздравляем с воскресением в реальном мире!» — встретила его хохма весельчака Вольдемара. Жаль, все-таки, что его уволили.
Хлоандра провела тонким пальцем по спине величайшего воина Вселенной, великого царя и непревзойденного мудреца, и продолжила разговор.
— Не знаю, повелитель, — сказала она, — ты говоришь, что нет счастья в долгой жизни. А я хотела бы стать бессмертной… Что наш век? Он мал, он слишком мал…
Квазиразумные существа в игре, казалось, с каждым разом становились все разумнее. Либо так оно и было.
Каменов — для Хлоандры Алекс Победитель — заглянул, не отрываясь от игры, в библиотеку и ответил снисходительно:
— Ну, милая, я же рассказывал тебе однажды легенду о некоем Агасфере. Помнишь? Я написал поэму, в которой Агасфер, исповедуясь полководцу, жаждет освобождения от земных уз: «О, как я плакал, как вопил, как дико роптал, как злобствовал, как проклинал, как ненавидел жизнь, как страстно не внемлющую смерть любил!»
В такие моменты он упивался собственной значимостью, чувствуя себя, по меньшей мере, Соломоном. Он мог присвоить слова Гамлета, мог цитировать Ницше, Шекспира и Цицерона — и кто бы его упрекнул или заподозрил, если он один знал эти строки в целом мире? Его бесконечную мудрость уважали, и это было приятно. Можно было на секунду даже забыть о том, что уважали не настоящие люди, а игрушечные.
— Вольдемар, ты ведь не таишь обиды?
— Будь любезен, не выбирай выражения и не говори эвфемизмами. Я в этом не нуждаюсь. И главное, самому-то себе не ври. Мы прекрасно друг друга знаем. Друзья все-таки. Со школьной скамьи. — Владимир покрутил пустой стакан, разглядывая его через очки. — Имей мужество признать: меня «ушли». Что ж, бывает. Турнули. Накололи. Кинули. Воспользовались моими разработками и помахали ручкой.
— Мы… наша фирма… то есть шеф не хочет скандала, — слова давались с трудом. — Доказать авторство тебе будет очень трудно, сам понимаешь… Но мы не хотим лишних скандалов. Мне поручили предложить тебе… некоторую сумму…
Алекс черкнул в блокноте, вырвал листок, показал Владимиру и чиркнул золотой зажигалкой. Крупная сумма, очень крупная. Сам он получал в год куда меньше.
Вольдемар усмехнулся — криво, болезненно. Понятно, что ему неприятен сам
— Ты уже нашел себе другое место?
Каменов не знал, о чем говорить, и ковырялся вилкой в паштете. Это позволяло не поднимать глаза.
— Да, — Володька, гений, вундеркинд, золотая голова класса, победитель всевозможных олимпиад, по-прежнему чему-то усмехался, — не переживай, я приму ваше… щедрое предложение. Передай Лагоде, если не струсишь, что зря он потерял такую голову, как моя… Я сейчас работаю над психологией саморазвивающихся систем — юнитов — в условиях «Полной реальности». И еще над некоторыми проектами, относящимися к сфере военных разработок. Тебя это, конечно, не касается.
Алекс вспыхнул, но сдержался. Вольдемар был обижен, и Каменов не вправе был ожидать от него любезности и дружелюбия. Да, говорили, что Тернович теперь работает на ВПК. Собственно, потому прямолинейный, воспитанный на традициях начала девяностых прошлого века Лагода и не рискнул разобраться с автором «Полной реальности» в меру собственной небогатой фантазии. Решил откупиться. Слава Богу, Володька, кажется, был не против. На секунду Алекса кольнула зависть: Тернович придумает еще много чего, а он, Каменов, даже близко стоять не будет…
Вольдемар усмехнулся, будто прочитав его мысли:
— О'кеу, друг. Я все понимаю.
Он отставил стакан, встал, сверкнув стеклами очков, и спокойно пошел по дорожке летнего зала, мимо пальм и кактусов. В заходящих лучах солнца он на секунду показался Алексею Мефистофелем, одержавшим очередную победу над хитромудрым Фаустом.
Каменов ощутил привкус иголок на языке.
— Значит, мир? — крикнул он вслед Терновичу.
— Мир, — обернулся Вольдемар. — Если что, звони, помогу.
Каменов остался за столиком. Глядя на удаляющийся силуэт, он подумал, что с началом взрослой жизни рушится мальчишечья дружба, уходит юношеский максимализм и вера во все хорошее, доброе, светлое, вечное… Вечным не бывает ничто. Тем более, дружба. «Так уж устроен мир», — подумал Каменов и прикурил от золотой зажигалки.
Монстр атаковал, и стало ясно, что долго не продержаться. Симулятор запаха выворачивал наизнанку. Укрывшись за камнем, Алекс Завоеватель, Победитель и прочая, прочая пытался сдержать усиливающиеся атаки чужеземного киллера-мутанта.
Каменов синхронизировал игровое время с реальным и набрал заветный номер.
— Вольдемар, а, Вольдемар!
— Чего?
— С меня… ну, сколько, сам скажешь! Только помоги, а?
— Ну?
— Коды на «Юнифор» помнишь?
— Помню, конечно.
— На троекратное усиление… Ах, черт! У меня жизнь почти на нуле!
— Троекратное усиление, гм…
— Вольдемар!.. Володька! Володенька! Мы же вместе учились! Помоги, а?! Будь человеком! Мы же все разрешили! Мы уже пять раз водку пили с тех пор! Я же год не сохранялся!!! У меня, черт побери, виртуальный ребенок родился!