Агата Кристи
Шрифт:
«Эльза Боукер всерьез взялась учить меня, как вести себя во время предстоявшего интервью.
— Ну, Агата, — воскликнула она с иностранным акцентом своим восхитительным голосом, — я вас не понимаю. Будь я на вашем месте, я бы радовалась и гордилась. Я бы им сказала: „Да, да, заходите, садитесь, пожалуйста! То, что я сделала, замечательно, я знаю. Я лучший автор детективных романов на свете. И этим горжусь. Да, да, разумеется, я вам все расскажу. Я очень талантлива! Я в восторге!“ Если бы я была на вашем месте, я бы чувствовала себя талантливой, я бы чувствовала себя такой талантливой, что без умолку об этом говорила бы.
Я от души рассмеялась и ответила:
— Как бы я хотела, Эльза, на ближайшие полчаса
В 1968 году ее муж за выдающиеся достижения в области археологии был удостоен рыцарского звания, и она стала леди Маллоуэн. Приятно? но неужели ее собственные достижения, если не в творчестве, то хотя бы в развитии британского книжного бизнеса и экспорта не заслуживали признания? И нельзя уже было ссылаться ей в утешение на настороженное отношение двора к разведенным лицам: ведь Лоуренс Оливье давно стал сэром. Нет никаких сведений, что леди Маллоуэн чувствовала унижение. Она давно уверилась, что работа супруга намного важнее ее, соответственно и вознаграждение должно быть выше. И с пренебрежением относилась к собственному творчеству. Может быть, это пренебрежение было просто защитной реакцией на удары по самолюбию? А впереди ее ждали еще годы жизни, и они оказались заполнены не одним лишь «ожиданием вызова в прихожей у смерти». Почти все радости последних лет она создала себе сама, все удары пришли извне.
Глава девятая
ДРАМА В ТРЕХ АКТАХ
(Драматургия Агаты Кристи)
Агата Миллер обожала театр. Чудесные часы детства она провела на дневных спектаклях в Эксетере и Лондоне. Пьесы, на которые водили ее отец и бабушка-тетушка, иной раз были вполне бездарны, но девочка с благодарной радостью смотрела из зала на завораживающий мир сцены, наслаждаясь не содержанием спектакля, а его зрелищностью. Она восхищалась игрой актеров и никогда не забывала, что подростком вместе с мамой успела увидеть великого сэра Генри Ирвинга в бессмертном «Бекете». По правде сказать, она, кажется, с равным удовольствием посещала оперы и мюзиклы, шекспировские постановки и викторианские мелодрамы. И если это не свидетельствовало о ее верном вкусе, зато свидетельствовало о безмерной любви к театру. Она и сама выходила на сцену в любительских операх, поставленных ее соседями в Торки, но, как ни странно, собственные успехи на подмостках не произвели на нее столь же сильного впечатления.
В 1924 году она познакомилась с театральным миром несколько с другой стороны: в Лондонском Королевском театре в Вест-Энде шла пьеса ее сестры Мэдж «Претендент» в постановке прославленного Бэзила Дина. Режиссер выражал такое бурное восхищение гениальностью и великосветскими манерами миссис Уотс, что младшей сестре было о чем задуматься. Она просилась поприсутствовать на репетициях, но Мэдж ее не пустила. (Биографы видели в ее желании побывать на репетициях завистливую надежду убедиться, что пьеса сестры нехороша. Разве невероятно, что страстная любительница театра просто мечтала познакомиться с его закулисной жизнью?) Агата уже опубликовала несколько романов и рассказов, получила за них хорошие деньги, издала за свой счет томик стихов, но тут почувствовала, что читать рецензии, видеть обложки своих книг в магазинах — не то же самое, что лично ощутить непосредственную реакцию живых людей на свое творчество. Ей захотелось написать для театра.
И она написала вполне традиционный шпионский триллер «Черный кофе» с воплощением мирового зла в лице Главного преступника, с Пуаро и молодой парой, успешно побеждающими зло. Позднее эта схема прекрасно работала в фильмах об агенте 007, только с прибавкой всесильного секса. У Агаты Кристи действие строилось только на сюжете, отчего пьеса не показалась сценичной и ее отклонили. Лишь в 1930 году ее поставили в Лондоне с приличным успехом, а в
Но неудачно попробовавшая себя в драматургии писательница не провидела будущего. И когда после громкого успеха «Убийства Роджера Экройда» продюсер Майкл Мортон предложил ей сделать инсценировку романа, она с удовольствием согласилась, не представляя, на что идет. Пьесу назвали «Алиби». Но работа над ней стала кошмаром, который она позднее испытала еще не раз: «Первый вариант мне очень не понравился: Пуаро в нем был лет на двадцать моложе, звали его Красавчик Пуаро, и все девушки в него влюблялись. К тому времени я уже так привязалась к Пуаро, что поняла: это на всю жизнь. Вот почему я яростно возражала против искажения его образа. В конце концов с помощью продюсера Джеральда Дюморье, который поддержал меня, удалось сохранить Пуаро, пожертвовав сестрой доктора».
Первым воплотил Эркюля Пуаро выдающийся, даже великий актер Чарлз Лоутон, тогда еще молодой, подвижный и не слишком полный (помните его брызжущего энергией Генриха VIII?), но все равно абсолютно не подходивший на эту роль. Ужасны оказались накладки на премьере: «По ходу действия дворецкий и врач стучат в дверь кабинета, а потом, в нарастающей тревоге, взламывают ее. На премьере дверь взламывать не пришлось — она с готовностью распахнулась прежде, чем кто бы то ни было к ней прикоснулся, и перед изумленными зрителями предстал труп, удобно устраивающийся в посмертной позе». С тех пор Агата Кристи возненавидела премьеры, но тоска по живой реакции публики ее не покидала.
Она написала пьесу «Эхнатон», которая была послана знаменитому соратнику Лоуренса Оливье Джону Гилгуду, но не вдохновила того: он ответил, что в ней мало юмора. Агата Кристи, поразмыслив, сочла, что он прав — юмор возможен и в худшие моменты древнеегипетской истории. Однако Гилгуд, едва ли знакомый с историей фараона-реформатора, просто имел в виду, что сюжет скучноват и растянут. Пьеса увидела свет рампы только 40 лет спустя, по случаю юбилея открытия гробницы Тутанхамона (племянника Эхнатона), в сильно сокращенном и измененном виде. Зато в качестве слабого утешения писательнице с конца 1920-х годов посыпались один за другим кинофильмы по ее детективным романам, один другого слабее: немецкий «Авантюристы» (по «Тайному врагу», причем немцы восстановили именно первоначальное название романа), экранизации пьес «Алиби» и «Черный кофе», романа «Смерть лорда Эджвейра» и пьесы «Любовь незнакомца» (по рассказу «Коттедж „Соловей“»). Все это были фильмы-однодневки, и Корк напрасно старался ее уверить, что при всей своей слабости они, по крайней мере, поднимают тиражи книг. Она признавала, что, возможно, он прав, но неужели нельзя создать лучшие сценарии?!
Одновременно к ее досаде инсценировали «Замок Чимниз» — меньшее расстройство, так как там хотя бы Пуаро нет, а спектакль после проволочек так и не состоялся. Зато не повезло «Загадке Эндхауза» — пьеса вышла на подмостки, а создательница Пуаро имела несчастье в очередной раз лицезреть его скверное воплощение. Эта постановка стала той каплей, которая бесповоротно решила отношение Агаты Кристи к миру театра: она его любит как в детстве, она желает видеть свои произведения на сцене как во времена соперничества с Мэдж, но она не желает их видеть в чужом безобразном искажении:
«Мне вдруг пришло в голову, что если другие инсценируют мои книжки неудачно, я сама должна попробовать сделать это лучше. Мне казалось, неудачи проистекают оттого, что инсценировщики не могут оторваться от текста и обрести свободу. Детектив дальше всего отстоит от драматургии, и его инсценировать труднее, чем что бы то ни было другое. В нем ведь такой замысловатый сюжет и обычно столько действующих лиц и ложных ходов, что пьеса неизбежно получается перегруженной и чрезмерно запутанной. Адаптируя детектив для театра, его нужно упрощать».