Агент абвера.
Шрифт:
— Возьми эту падаль, — грубо приказал он Пирогову. — Поставь на поги. Понадобится еще.
Появление нового больного обеспокоило Николая Константиновича. Почему его привел Казак? Может, его подсадили как провокатора? Но тогда зачем же делать это так грубо? Немцы не настолько глупы, чтобы послать своего агента в лазарет в сопровождении Казака. Всякого, кто с ним знается, военнопленные ненавидят и презирают. Не случайно жаловался Дудин, что, сблизившись с Казаком, он теряет прежних друзей среди пленных.
Николай Константинович попросил Ресовца пригласить Дудина в лазарет. Через
— Прости, Николай, не смог тебя своевременно предупредить, — сказал Дудин. — Работы у меня сейчас по горло. “Дружба” с Казаком нелегко мне достается. Волчком кручусь. А солдата этого я по твоей просьбе разыскал. Фамилия его Петров. Он сам житель Резекненского уезда. Там у него и родственники есть. Латвию знает прекрасно.
— Почему же его сюда Казак привел? — поинтересовался Никулин. — А я было уже забеспокоился. Шутка ли? Сам Казак! Чего только не подумаешь!
— Казак просто тупица. Он от своих бесчинств да попоек совсем разум потерял. Я ему как-то сказал, что нам никак нельзя без переводчика. Чтобы выменять или купить что-либо у местного населения, нужно латышский язык знать. Попросил подыскать нам в команду солдата, который хорошо бы знал латышский и русский языки. Казак сразу смекнул — выгодно! Давай, говорит, искать вместе. А у меня уже был такой на примете. Попросил Казака направить его в лазарет.
— Жаль, что парень ослабел совсем, — заметил Ресовец. — Целыми днями молчит. Спросит что-либо и снова замолчит. Но, думаю, скоро поправится. Я его выхожу.
— Присмотрись к нему, Николай, — предложил Дудин. — Военнопленные о Петрове отзываются хорошо. Недельки через две, когда станет на ноги, возьму в город. Ну, а годен он для нашего дела или нет — решай сам.
— Ладно, договорились.
Дудин ушел, а Николай Константинович долго думал о нем. Знал он Дудина по совместной службе уже давно. Ничем особенным от других никогда не отличался, разве биографией своей дворянской. Характер имел сдержанный, даже замкнутый. Казалось, мало чем интересовался, кроме финансовых дел. Только в дни выдачи денежного содержания, когда в небольшую комнату финчасти собирались люди, Дудин оживлялся. То пошутит, то анекдот расскажет. В части все знали, что начфин недолюбливает общественные поручения и большую часть свободного времени проводит в семье. “Сухой человек, отсталый”, — отзывались о нем. Но если Дудина удавалось уговорить сделать что-то, он делал добросовестно, с присущей ему педантичностью. Кто мог подумать тогда, что Дудин в самой сложной обстановке сумеет действовать столь решительно и самоотверженно? И вот теперь в лагере раскрылся настоящий характер человека!
Открывая в Дудине незаурядные способности подпольщика-организатора, Николай Константинович все больше проникался уважением к нему. Присланный им солдат оказался очень нужным человеком. Он сумел установить дружеские связи с рабочими топливного склада, найти среди них настоящих патриотов, которые согласились помочь военнопленным бежать из немецкого лагеря, укрыть и переодеть, проводить в лес к партизанам.
Дудин в эти дни ходил от радости сам не свой. Как-то он, потеряв обычную сдержанность, весело сказал Николаю
— Теперь-то успех обеспечен. Скоро на свободе будем. Только бы выбраться за проволоку, а там — поминай как звали. Тебе спасибо, надоумил, как действовать.
— Погоди благодарить, надо дело сначала сделать. Самое трудное еще впереди.
— Все, все верят, что побег удастся. Ты посмотрел бы на наших людей. Они ведь просто горят от нетерпения.
— А вот показывать этого не следует, — предупредил Николай Константинович. — А то как бы в самом деле не “сгорели”. Во всем осторожность нужна. Малейший промах — и все прахом пойдет.
— Ждем твоего сигнала. Я все подготовил. Как только уйдешь из лазарета, Казак направит тебя в нашу рабочую бригаду и тогда…
Казалось, до малейшей мелочи разработал Никулин план побега, все предусмотрел. Но побег не удался. Помешал предатель. В лазарете на должности санитара работал парень из вольнонаемных — Семен Бедунов. Белобрысый и голубоглазый, тихий, ласковый, он бесшумно проходил между нарами, частенько спрашивал у Никулина:
— Может, водицы, хотите испить, дядя Коля? Или принести чего?
“Дядями” паренек величал всех раненых старше его возрастом. Особенно он старался угодить Дудину и Ресовцу. Но военнопленные сторонились санитара, видя в нем ненадежного, трусоватого человека, а может быть, и немецкого агента, приставленного наблюдать за теми, кто находится в лазарете. Николай Константинович давно предупредил своих друзей, чтобы они избегали вести серьезные разговоры при Семене Бедунове. Но однажды произошло непредвиденное.
В лагере было несколько подростков, воспитанников музыкальных взводов. Их содержали наравне со взрослыми военнопленными. Один, из них был схвачен при попытке похитить краюху хлеба. Полицаи набросились на него, били дубинками, топтали ногами. Из окна лазарета это увидел кто-то из раненых.
— Не могу терпеть больше, не могу! — во весь голос заговорил он, дрожа от ненависти. — Надо что-то делать. Ведь мы — советские люди. Командиры, коммунисты! Понимаете? Мы обязаны действовать! Неужели мы не придумаем, как отомстить проклятым фашистам?! Нельзя молчать! Не могу больше!..
— Прекрати истерику! — прикрикнул Николай Константинович. — У нас, думаешь, душа не болит?
Раненые зашумели. В их гневных голосах звучало долго сдерживаемое негодование. Они проклинали фашистов. И никто в этот момент не обратил внимания на притаившегося в углу Семена Бедунова. Он давно следил за Николаем Константиновичем и его друзьями, а сейчас, видимо, решил, что заветный час настал. Змеей скользнув за дверь, предатель подошел к одному из полицаев.
— В лазарете лечатся не только солдаты, но и офицеры, есть даже коммунисты, — угодливо проговорил он. — Я только что узнал об этом. Их фамилии…
Полицейский мигом сообразил, что эта новость заинтересует немцев, и побежал к своему начальнику. Уже вечером стало известно, что всех заподозренных переводят в другой лагерь. В лазарет пришел переводчик комендатуры и пояснил:
— О, наш лагер не для официрен. Мы не можем заставляйт вас арбайт. Поедете в Саласпилс. Там офицерский дулаг. Там есть карашо.