Агент его Величества
Шрифт:
– Эй, кто-нибудь! – крикнул он. – Где я?
На всякий случай он повторил эту фразу по-английски. Левая простыня одёрнулась и в проёме повисла могучая фигура медбрата.
– Проснулись, ваше благородие?
Господи, до чего же сладким показался ему сейчас этот голос!
– Где я, голубчик? – спросил он, улыбаясь.
– На «Александре Невском», ваше благородие.
– Давно я здесь?
– Со вчерашней ночи. Как привезли вас полицейские, так у нас и пребываете неотлучно… Прикажете позвать
– Да-да, зови. И вот ещё что: гальюн у вас далеко?
– Никак нет. Тут же, рядышком…
– Рядышком, – повторил Семён Родионович. Он облизнул губы и ещё раз повторил, отстранённо глядя в потолок. – Рядышком…
Простенькое русское словцо обдало душу какой-то теплотой и уютом. Он прикрыл глаза и чуть не заплакал.
– Ну-с, как вы себя чувствуете, Семён Родионович? – осведомился судовой доктор Илья Николаевич Хастатов, вплывая в импровизированную палату.
– Здравствуйте, Илья Николаевич, – осклабился Костенко. – Как же я рад вас видеть!
– Хм… Не сомневаюсь. Наделали вы шуму, нечего сказать. Так как же насчёт самочувствия?
– Превосходное! Если не считать звериного голода и одной низменной потребности совершенно неотложного характера…
– Я вижу, чувство юмора вам не изменило, хе-хе. Это отрадно. Значит, скоро встанете на ноги. Милейший, проводи господина Костенко до гальюна, – попросил врач матроса.
Семён Родионович сел на кровати, спустил ноги на пол.
– Как голова, не кружится? – осведомился доктор.
– Ничуть.
– Это хорошо. Но если будет кружиться, обязательно сообщите. У вас было сотрясение мозга, а это, знаете ли, чревато…
– Всенепременно.
Сопровождаемый медбратом, Костенко направился в гальюн. Его слегка мутило, к горлу подкатывал комок, но вскоре недомогание ушло, и он сумел без посторонней помощи добраться до цели. Однако на обратном пути тошнота опять настигла его, и, весь позеленевший, он добежал до палаты и плюхнулся на кровать.
– Вам плохо? – спросил доктор.
– Да… тошнит.
– Это ничего. Скоро пройдёт. Вашей голове здорово досталось, а это без последствий не остаётся.
– Дайте мне воды, – попросил Костенко, тяжело дыша.
Хастатов повернулся к медбрату.
– Любезнейший, принеси воды Семёну Родионовичу.
Матрос ушёл и вскоре вернулся с жестяной кружкой воды. Костенко жадно припал к ней.
– Мы пока оставим вас. Ешьте, спите, отдыхайте, – сказал Илья Николаевич. – Обед вам принесут. И никуда не отлучайтесь из лазарета. Прогулки вам пока противопоказаны.
– Хорошо. – Он поднял глаза на врача и добавил. – Спасибо, Илья Николаевич.
– Да за что же спасибо? Это в некотором роде моя обязанность – лечить людей.
– И всё равно – спасибо.
Врач посмотрел на него и грустно усмехнулся.
– Отдыхайте, –
Обед в самом деле скоро принесли, но Семён Родионович к своему удивлению не смог даже взглянуть на него. Тошнота неустанно донимала его, хотя живот урчал и требовал пищи. Не в силах бороться с организмом, Костенко закрыл глаза и мгновенно заснул.
Вторичное его пробуждение было уже не таким сладким. Стояла темнота, палуба ощутимо покачивалась – видимо, на море было сильное волнение. Голод донимал столь неистово, что Семён Родионович готов был вонзить зубы в собственную руку. Обед уже унесли, и это страшно разочаровало Костенко. Он скривился от голодных спазмов, закатил глаза. В голове возник образ баланды, которой кормили его похитители. Вкус этого блюда показался ему теперь верхом кулинарного искусства. Он прикусил губу и застонал. Что и говорить, эта ночь была не из приятных.
Зато утром он словно возродился к жизни. Во-первых, принесли сытный завтрак. Во-вторых, пищевод больше не наполнял глотку рвотными позывами. Ну а в-третьих, проведать его заявился не кто иной как сам Степан Степанович Лесовский. Адмирал был хмур и чем-то озабочен. Полюбопытствовав для порядка о здоровье, он принялся выспрашивать Костенко о подробностях его похищения. Семён Родионович подробно рассказал, что с ним происходило с момента выхода из Таммани-Холла и до момента пробуждения на палубе «Александра Невского». Адмирал внимательно слушал его и не прерывал. Его странное молчание и неотрывный взгляд, которым Лесовский сверлил Семёна Родионовича, вселило в того неуверенность. Костенко подумал, что адмирал не слишком верит ему.
– Вот и всё, что я могу вам поведать об этом, – подытожил своё повествование Семён Родионович.
– Вы, стало быть, убеждены, что вас похитили поляки? – спросил Лесовский.
– Да, я так полагаю.
– А кто же вас в таком случае освободил?
– Не имею ни малейшего представления. Кстати, мне так и не объяснили, каким образом я очутился на эскадре.
– Полицейские привезли вас. Вы лежали без сознания возле одного участка, с вами была записка с разъяснением, кто вы такой.
– На английском языке?
– Да.
– Удивительно.
Лесовский опять внимательно взглянул на него.
– Нью-йорская полиция завела дело о вашем похищении и изъявила желание потолковать с вами.
– Что ж, потолкую… если вы не против.
Адмирал перевёл взгляд куда-то в сторону.
– Потолкуйте, почему нет. – Он вздохнул, поднялся и оправил мундир. – Позвольте откланяться, Семён Родионович. Выздоравливайте, я ещё загляну к вам.
Сопровождаемый доктором, он вышел из палаты. Врач вскоре вернулся, похлопал Костенко по плечу.