Агент Низа

Вольский Марчин

— Сказки, — буркнул Мефф, слушавший философскую болтовню одним ухом. Все остальные органы чувств были нацелены на Бэту, точнее говоря, на ее ноги, теперь босые — серебристые туфельки она отбросила в угол комнаты…

— Минуточку, — настойчиво произнес старец. — Тихо вы, игроки! Я вызвал тебя, поскольку ты мне нужен. Я стар…

— Но, дядюшка!.. — вздохнул племянник, видя как хозяйка пробуждается от транса и приводит в порядок свой гардероб.

— Мне нужен продолжатель. Наследник. Ты — последний из нашего рода. Примешь все…

— Благодарю! — воскликнул Мефф, который любил конкретную постановку

вопроса. — Только вот не знаю, чем отблагодарить?

— Мелочи. Доведешь мое дело до конца.

— Я сделаю все, что вы пожелаете…

Старик, явно утешенный таким заявлением, снова превратил диван в лежанку, затем выгреб из соломенного матраца какие-то бумаги и несколько солидных пачек твердой валюты.

— Здесь шесть конвертов; первый ты распечатаешь послезавтра. Будешь поступать точно в соответствии с содержащимися в нем указаниями. Возможно, стиль несколько старомоден, но содержание чрезвычайно существенно. Как ты поступишь с излишками денег, твое дело. Да, надо еще все оформить законно.

— Нельзя ли сделать это поскорее? — в голосе молодого человека прозвучала искренняя заинтересованность.

— Минутку. Бэта, дай ручку. Достаточно твоей подписи.

Вошла хозяйка. Она уже успела переодеться. Теперь на ней был белый и вообще-то довольно прозрачный медицинский халатик. В руке она держала авторучку. Но вместо того, чтобы подать, раскрутила ее. Баллончик для чернил был пуст. Бэта быстро подошла к Меффу и с размаху воткнула ему тонкое перо в предплечье, предварительно скользнув по нему ваткой, смоченной в коньяке.

— А-а-а! Что ты делаешь? — взвыл Мефф.

Движением профессиональной медсестры Бэта потянула за поршенек. Баллончик наполнился темно-красной жидкостью. На улице громыхнуло.

— Подпиши здесь!

— Но… Я ничего не понимаю…

— Подписывайся!

Мефф машинально накарябал имя и фамилию. Снова гром. Свет в люстре погас, земля издала звук, напоминающий глухой стон потягивающегося гиганта. Землетрясение? Тряхануло недурственно. Мефф проделал в воздухе козла и оказался на диванчике. Бэта тут же надела ему на палец колечко из черного лака. Опять гром. Мефф мог бы поклясться, что на идеальной поверхности зеркал выступили капельки крови.

— Что это значит, дядюшка? — пробормотал он.

— Не прикидывайся заблудшей овечкой, — буркнул хозяин. — В этот момент ты принял на себя мою роль дежурного Сатаны Мира!

— Сатаны?

— Ах, да, ты же неверующий! — захохотал дядя. — Ну так взгляни!

Его тело мгновенно обвил фиолетовый ореол, вельвет плотней охватил кожу, обращаясь в грубую взлохмаченную шерсть. Ногти начали удлиняться до размеров, характерных для танцовщиц с острова Бали и почтовых девочек. С ног свалились лакировки, обнажая парные копытца.

— Караул! — взвизгнул Мефф.

Словно по вызову, странно приплясывая, в избу вбежали то ли цыгане, то ли рогатые греческие сатиры с бедрами, покрытыми плотной шерстью. Они окружили Меффа, отвешивая ему уважительнейшие и верноподданнические поклоны.

— О, святая наивность! О, детская глупость! — смеялся дядя. — Почему родители не поведали тебе правды?

— Какой правды?

— Что ты двенадцатый по счету потомок сатаны, плод случайной связи прекрасной Маргариты и Мефистофеля, дитя, которое

доктор Фауст воспитал своими силами.

— Я?..

— Настоящие дьяволы со временем вымерли либо попрятались в глубинах (люди бурят все глубже, ё-моё!). На страже интересов остался только наш род: чрезвычайные и полномочные посланцы Великого Низа на этой несчастной Земле. Когда-то мы были гораздо многочисленней, в свое время ты узнаешь об этом. Сейчас же помни о главном: в твоих руках честь рода… Великого рода! Учти также, что твоя мать, Абигейль, была по прямой линии потомком одной из ведьм, спаленных в Салеме [3] в XVII веке… Высоко неси наш герб — Рога на чистом поле. Высоко! Думаю, теперь ты понимаешь, откуда взялось твое имя — Мефф? Мефистофель! Мефистофель XIII!

3

Салем — город в США, где в 1692 году происходил «процесс ведьм».

Ноги отказали молодому человеку. Известие и ерш сделали свое дело. Но приплясывающие фавны, они же сатиры, не дали ему упасть, сбившись вокруг тесным косматым кольцом.

Тем временем хохот дядюшки перешел в кашель. Раздираемый спазмом он упал на лежанку, а фиолетовый туман вокруг его тела начал ослабевать и угас окончательно.

— Ну, идем же, — Бэта пинками разгоняла мохнатых музыкантов и тянула Меффа к алькову. — Все равно у тебя нет другого выхода, — втолковывала она голосом учительницы начальных классов.

Он кинулся к ней, на нее, в нее! Самозабвенно! Ненасытно! Грубо! Отчаянно!

И когда уже проникал в подрагивающую бездну, почувствовал под собой потную груду мяса, с фактурой сопревшей автомобильной покрышки, с противоестественно громадными грудями, теряющимися где-то под мышками, наткнулся на беззубый рот и прикоснулся к соломенным волосам, пахнущим трупом, кошмаром, смертью…

II

Пробуждение было паскудным и вполне подстать вечернему приключению. Путешественник проснулся мокрый от росы, с одеревеневшим языком, пересохшим горлом, опухшей печенью и ноющей шеей. Солнце стояло высоко на безоблачном небе. Горы блестели влажной зеленью, выше раскинулись лужайки, или луговины, на которых — у него не было бинокля, но он мог бы поклясться — паслись стада овец. Ситуация выглядела несколько обидно. Он, что ни говори, представитель средиземноморской культуры (в американском варианте), лежал с голым задом и брюками, свернутыми в баранку на одной ноге, прижавшись к замшелому стволу старого бука.

— О, горе мне! Я сожительствовал с деревом?

Вокруг ни живой души. Осколки кирпича, несколько диких яблонь, кусты малины говорили о том, что очень давно здесь располагалось какое-то подворье.

Что за кошмарный сон? Куда девался тот дом?

Над тропинкой, в десяти метрах позади, болтался шнур, с которого он своими руками снимал саквояж. Сам саквояж, не опорожненный, лежал в кустах. Пистолет, влажный, как вспотевшая рыжая мышь, находился под мышкой.

Он ничего не понимал. Заглянул в портмоне: все в порядке, только ни записки, ни конверта, ни половинки чека.