Агент Византии
Шрифт:
Муамет Деканос сердито посмотрел на Гергеуса.
– Вы слишком распустили язык.
Чиновник злобно взглянул и на Аргироса, очевидно обвиняя магистра в том, что тот вынудил его выслушивать грубости от простолюдинов. Аргирос едва заметил это. Всякое упоминание о шлюхах возвращало его мысли к той девчонке, с которой он переспал, и терзало его совесть.
Он вернулся к реальности, когда Деканос забарабанил пальцами по столу.
– Кто назовет размер справедливого повышения оплаты? – быстро спросил магистр, чтобы скрыть свою оплошность. – Обе стороны здесь не
Аргирос размышлял вслух, не более того, но вырвавшаяся мысль мгновенно показалась ему счастливым откровением. Он улыбнулся, уже ожидая, что Деканос и главы гильдий оценят его соломонову мудрость.
Вместо того они лишь уставились на него.
– Э-э, которого патриарха александрийского? – спросили Деканос и Хесфмоис хором, впервые выступив единодушно с момента, когда они оказались за одним столом.
– Которого патриарха?
Магистр почесал затылок.
– Справедливости ради должен сказать, что трое присутствующих здесь господ исповедуют православную веру, иначе к моим нынешним затруднениям добавилось бы еще одно. Однако, само собой, многие из их людей придерживаются догмы монофизитов, – пояснил Деканос, употребив, как заметил магистр, слово «догма» вместо «ересь», – и они не поверили бы, что православный патриарх – незаинтересованное лицо. А я, разумеется, не могу официально признать, э-э, главу монофизитов. – Деканос не назвал лидера монофизитов патриархом.
Аргирос почувствовал, что у него загорелось лицо. Он смущенно кивнул. Монофизиты считали, что у Христа после воплощения только одна природа – божественная. Их позиции были прочны в Египте уже девятьсот лет, несмотря на осуждающие решения Вселенских соборов. Конечно, монофизиты имели свою теневую церковную организацию, с которой, разумеется, Деканос не мог вступать в формальные взаимоотношения. Поступить иначе означало допустить, что православие – это не единственное верное вероучение. Ни один чиновник Римской империи не имел права признать это; Аргирос с сожалением подумал, что это обстоятельство вступало в противоречие с действительностью.
– Все это вздор, – возмущенно воскликнул Миизис. Каменотес вскочил и направился к двери, бросив через плечо: – Я же сказал, что дело не в деньгах, и я не шутил. Мои ребята найдут другую работу, спасибо вам огромное, светлые господа.
И он покинул зал.
– Проклятие. – Муамет Деканос сердито взглянул вслед Миизису, а затем медленно повернулся к двум оставшимся предводителям гильдий. – Вы тоже так считаете, господа? Если да, можете идти, а мы попытаемся привести вас к повиновению с помощью гарнизона.
– Вы этого не допустите, – воскликнул Хесфмоис. – Вызвать солдат – значит…
– Предать Александрию огню, – закончил за него Деканос. – Знаю. Но к чему солдаты, если их нельзя использовать? Император желает, чтобы маяк был достроен. Если мне приходится выбирать между гильдиями и василевсом ромеев, я знаю, каково будет мое решение.
Если он и блефовал, то скрывал это мастерски. Аргирос был куда опытнее в чиновничьих
– Я думаю, мы могли бы продолжить разговор, – поспешно сказал Гергеус, – раз уж вы, ваша светлость, высказали желание продвинуться в вопросе оплаты.
– Невелико желание.
Добившись преимущества, Деканос явно спешил ухватиться за него.
Хесфмоис это уяснил.
– Если угодно светлому господину, – предложил он, – мы согласны предоставить решить вопрос о размерах повышения оплаты магистру. Он представляет императора, который, по вашим словам, крайне заинтересован, чтобы маяк был восстановлен. Если бы не он, мы бы не стали даже обсуждать это. Я думаю, магистр будет справедливее любого местного чиновника.
Аргирос задумался, стал бы Хесфмоис говорить такое, если бы знал, как страстно магистр желал разделить ложе с его женой Зоис. Однако мастер-плотник был прав.
– Я улажу это дело, – сказал Василий, – если все вы поклянетесь Отцом, Сыном и Святым Духом, Богородицей и великими александрийскими святыми Афанасием, Кириллом и Пирром выполнить установленные мной условия.
Аргирос был доволен, что догадался добавить к клятве имена александрийских святых; монофизиты почитали их так же, как и православные.
– Я клянусь от себя лично и от имени моей гильдии, – выпалил Хесфмоис и повторил клятву.
За ним эхом отозвался и Гергеус.
Оба устремили взгляды на Деканоса. Он заставил их немного поволноваться, а затем резко заявил:
– О, отлично. Пора положить конец этому анахорезису.
И принес клятву.
– Благодарю, господа, за ваше доверие ко мне. Надеюсь, что я его оправдаю, – сказал Аргирос.
Он тянул время; события развивались быстрее, чем он успевал переварить их. Немного подумав, он продолжал:
– Что касается оплаты, я уверен, что следует учесть интересы обеих сторон и выбрать середину. Отныне положим, что плата за работу на маяке для всех гильдий будет увеличена наполовину.
– Да будет так, – поторопился согласиться Деканос.
Гергеус и Хесфмоис кивнули неохотно; на лице мастера-плотника читалось разочарование. Аргирос поднял руку.
– Я не закончил. Как все мы знаем, работа на маяке чрезвычайно опасна. Отныне, если член гильдии погибнет от несчастного случая на работе, его похороны будет оплачивать городская управа Александрии, а не гильдия.
Теперь уже Хесфмоис и Гергеус поспешили согласиться, а Муамет Деканос наградил магистра угрюмым взглядом. Аргирос держался стойко. В отличие от Деканоса он поднимался на маяк и смотрел с его вершины вниз, так что с ясностью, от которой сводило кишки, мог представить результат даже незначительной оплошности строителей.
Если рабочий допускал роковой промах, это приносило беду не только ему самому, но и его семье. Аргирос подумал о тяготах, какие могла бы испытать Елена, если бы от оспы погиб он сам, а его жена осталась вдовой и одна воспитывала Сергия.