Агент влияния
Шрифт:
– Услажу. Будет вам сказка! – понятливо кивнул Симонов, в глазах которого блеснул огонек смеха – Только если она будет страшной, не испугаетесь?
– Надеюсь, нет! – серьезно кивнул я, и шагнул к шкафу с одеждой.
Мы вышли на улицу под палящее солнце. Пекло действительно по-летнему, асфальт плавился, над ним даже возникали эдакие микромиражи – казалось, что на тротуаре разлиты темные лужи воды. Я в этот раз надел светлые смесовые штаны и майку с надписью: «Я люблю Нью-Йорк». Купил в ближайшем магазинчике. Другие майки там были еще хуже – с совершенно идиотскими надписями, даже и с нецензурными. Выбрал нейтральную,
Кстати, Рон мне сообщил, что вечерами в Центральном парке лучше не гулять – если не хочу огрести проблем наподобие той, что случилась в происшествии с полицейскими. И если в этот раз скорее всего пройдет нормально – благо, что оба полицейских живы и дали за меня самые что ни на есть замечательные показания – то в другой раз может и не прокатить. Опять же – от удара по балде бейсбольной битой из-за кустика сирени (или что там у них растет – жимолость?) не застрахован никто. Даже такой крутой мэн как я. Шпаны вечерами и ночами в Центральном парке – просто как блох на бродячей собаке.
Кстати – да, я помню, читал. Это уже в двухтысячные, Центральный парк превратился в практически безопасную площадку для прогулок горожан, а в семидесятые годы это было место беспредела. Да я и сам видел, когда по утрам пробегал по его аллеям – пушеры продают наркотики практически открыто. Ничего не стесняются, мрази! Вот кого бы прорядить, выкорчевать… как поганые сорняки! Ненавижу наркоторговцев – они у меня в списке потенциальных кандидатов на уничтожение идут следом за маньяками-педофилами. Я бы их просто на кол сажал, была бы моя воля!
Но пусть этим местные мстители занимаются. У меня и своих дел хватает. Когда пробегаю мимо пушеров на утренней пробежке – посматривают из-под дурацких наркоманских капюшонов, но не докапываются. Видимо морда моя не располагает к докапыванию. Да и зачем им? Ну бежит мимо какое-то… хмм… белое дерьмо, и пусть себе бежит! Не коп ведь, да и ладно. А шума лишнего им не нужно.
До ресторана идти недалеко – всего квартал, но пока шел – взмок, как после пробежки. Жара в больших городах просто невыносима! Дома прикрывают от ветра, раскаленные стены и асфальт накапливают тепло и отдают его с эффективностью газовой печки. Чувствуешь себя багетом, только что посаженным в печь. Ты вроде бы еще жидкий, тестообразный, но корочка начинает уже хрустеть.
В ресторане благодать! Кондиционеры по извечной американской привычке – на полную мощность, что для меня просто как бальзам на душу. Многие из моих знакомых в прежней жизни почему-то не терпели кондиционеров. Одни заявляли, что сразу болеют – так как в кондиционерах живут страшные ужасные бактерии, другие типа – сразу простывают. Третьим просто холодно, они любят жару. А я пингвин. Мне бы градусов 15–17 тепла, и хватит. Если что – теплее оденусь.
Нас посадили (по нашему желанию) в отдельный кабинет (двух спутников оставили на улице). Принесли меню, и я внутренне торжествуя решил раскрутить Симонова на хорошенький обед, а потому взял стейк из самого дорогого мраморного мяса с жареной картошкой, ассорти из морепродуктов и отдельно – здоровенного омара. Ну люблю я раков, чего уж теперь!
Вина
Минут пять мы ели молча, а когда утолили голод и челюсти задвигались не так быстро, Симонов мне сказал:
– Вы же понимаете, что вас слушают? Вас не зря поселили в эту квартиру. И номер ваш прослушивался. Потому я и не мог вам сказать ничего дельного.
– Прекрасно понимаю – пожал я плечами – Ну вот теперь и говорите… дельное! Во-первых, давайте-ка играть в светлую. Хватит этих шпионских игр, товарищ Гоголь!
– Почему Гоголь? – удивился Симонов.
– Николай Васильевич – ухмыльнулся я – Взяли имя-отчество классика, присобачили к нему фамилию советского писателя – вот и получился эдакий Симонов-Гоголь! Ладно, ваше дело. К главному – кто вы, и кого представляете?
– Кто я – вам не скажу. Симонов я… Николай Васильевич. Представляю… помните, кому вы еще писали письма?
– И кому? – я насторожился, взял в руки бокал с пивом – Мало ли кому я чего писал!
– Это Шэ. Вы ему писали, когда поняли, что с Андроповым и Брежневым каши не сварите.
– Как на меня вышли?
– Мы? Мы вышли на вас через окружение Андропова. А он как вас вычислил – это ему виднее. У нас в КГБ осталось достаточно верных людей, настоящих профессионалов, патриотов своей страны. Мы хотим изменить нашу страну! Сделать ее лучше! И вы нам нужны. Вы нам очень нужны! И мы боимся, что с вами что-то случится. Вот почему принято решение приставить к вам наших ребят. Это хорошие ребята. Они за вас жизнь отдадут, если понадобится!
Я задумчиво выкрутил клешню погибшего в цвете лет омара, взял щипцы и с хрустом проломил прочный панцирь. Достал нежное, вкусное мясо, присолил и с наслажданием пожевал. Проглотил, и тут же отправил вслед добрую порцию ледяного пива – хорошо! Жить хорошо! «А хорошо жить – еще лучше!» – как сказал один забавный персонаж.
– Не вяжется! Не вяжется у вас, свет Николай Васильевич! – вздохнул я, откидываясь на спинку кожаного дивана – С какого рожна тогда Андропов выпустил меня из страны? И если выпустил – с какого рожна он теперь хочет меня убить? Или похитить! Если он все знал! Логика-то должна быть!
– Ситуация могла измениться, вы не находите? – Симонов посмотрел мне в глаза – Наверху все друг друга подсиживают, все подслушивают, подсматривают, норовят занять место повыше – идут обычные ведомственные склоки. Информация утекает – даже из кабинета председателя КГБ. Андропов знает, кто вы. Цвигун знает. А раз знает Цвигун – знает и Брежнев. И вполне вероятно, что он счел необходимым отдать приказ вас захватить, или при невозможности захвата – уничтожить. Допускаете такое?
– А зачем ему это? Брежневу? Я бы сам приехал в страну, они могли меня взять и дома. Зачем им это делать здесь?!
– Здесь вас могут только убить. Один укол отравленной иглой – и вы не жилец. Как только узнают, что вы не собираетесь возвращаться – вас убьют. По одной простой причине – никто не отдаст американцам такой ценный источник информации! Вы знаете, столько, что вас лучше убить!
– Интересно… а Брежнев поверил моей информации? – задумчиво протянул я, катая в пальцах шарик их хлебного мякиша.