Агентство «Можно всё». Превращаем мечты в стратегии, планы – в результаты
Шрифт:
Я работал каменщиком вместе с моим отцом, и я ненавидел класть кирпичи. Это одна из самых сложных работ на стройке. Мой отец и почти все мужчины в нашей семье работали каменщиками, и предполагалось, что меня ждет то же самое. Я с малолетства был большим парнем, так что я должен был таскать носилки – чертова трехсторонняя коробка, полная кирпичей. Она весила килограммов тридцать пять. Вверх по лестнице носилки надо было нести на плече. Одному каменщику в день нужно минимум тысячу кирпичей. Надо было пахать, не разгибаясь, и не ныть. Непосильно тяжелая работа – в прямом смысле.
Я проработал на стройке все подростковые годы
ЕСЛИ ВЫ РАБОТАЕТЕ В ОФИСЕ, СЖИМАЯ ТЕЛЕФОН ИЛИ КЛАЦАЯ ПО КЛАВИАТУРЕ, МНЕ ПЛЕВАТЬ, ЧЕМ ВЫ ЗАНЯТЫ, НЕ ГОВОРИТЕ, КАК ВЫ УМАЯЛИСЬ.
Если вы работаете в офисе, сжимая телефон или клацая по клавиатуре, мне плевать, чем вы заняты, не говорите, как вы умаялись. Да, вести переговоры непросто, и от умственной работы тоже потеют. Но вы ведь не стоите в пять утра под мерзким мелким дождиком, пытаясь запустить бетономешалку? Вот что я имею в виду под тяжелым трудом, и мало кто может похвастать таким жизненным опытом.
Но поверьте мне, когда я действительно работал с бетономешалкой, я хотел только бежать со стройки как можно дальше. Не только потому, что это работа на износ, но и потому, что в будущем, которое мне определили, было нечто глубоко неправильное.
Это не для таких, как мы
Хуже всего было то, что оттуда не было выхода. Никакого светлого будущего, только не для ист-эндцев. Люди из моей округи просто не думали об этом. Если ты хотел чего-то более красивого или амбициозного, тебе говорили: «Это не для таких, как мы. Сиди смирно».
Однажды я вместе с мамой проходил по Бонд-стрит, знаменитой улице дорогих магазинов. Маме нравилось втайне любоваться роскошными витринами, и однажды я заметил, как она украдкой посматривает на сумочку от Gucci в сверкающей витрине бутика напротив. Я сказал, что нам стоит подойти поближе.
Представьте себе, она отказалась даже перейти дорогу.
«Я никогда не смогу позволить себе такую сумочку», – отрезала она. – «Так что нечего и глазеть».
«Но почему?» – переспросил я, боясь услышать ответ. Мне тогда было около тринадцати.
МНЕ БЫЛО НЕЧЕГО ТЕРЯТЬ, И Я ЖАЖДАЛ ПРИКЛЮЧЕНИЙ.
«Потому что, Стив… это не для таких, как мы», – она опустила голову и заторопилась прочь от витрины. Разговор был окончен.
Мне хотелось кричать. В душе я и орал: «Ну почему? Почему нет? Почему ты не хочешь даже взглянуть поближе?! Почему я не могу?! Что нас держит?!»
Девизом моей семьи было: «Это не для нас. Мы не из той части города». Так что мы втягивали голову в плечи, вкалывали, как проклятые, и никогда не заглядывали в будущее. Потому что такова жизнь.
Мы все нагородили столько стен вокруг себя – и я имею в виду не те стены, что я день за днем клал с моим отцом.
В тот день я впервые прозрел. Меня озарило, что жизнь не обязательно должна быть такой. Я впервые понял,
Упав в воду, ты не утонешь. Ты утонешь, если не будешь шевелиться
Я очень живо помню тот день – нет, то мгновение – когда я понял, что с меня хватит. Это как сцена из фильма на стоп-кадре. Мне было девятнадцать, и я изнемог морально и физически. В тот самый день я только что затащил наверх носилки в тридцатый раз. Я стоял на вершине лестницы и посмотрел вниз – обычный мимолетный взгляд. И в одно ослепительное мгновение я увидел все мое семейное древо. Мой отец, дядья и двоюродные братья – все они работали на лестницах внизу. Эта картина – как они расположились один за другим – отпечаталась в моем мозгу. Вот мое будущее. Вот каким я стану, если не уйду.
Я уволился тем же вечером. Отец не слишком обрадовался, но он понимал. Это он всегда говорил мне: «Упав в воду, ты не утонешь. Ты утонешь, если не будешь шевелиться». Он учил меня идти вперед, невзирая на обстоятельства, и я так и сделал.
На следующее утро я проснулся безработным, который должен был найти новый способ заработать на хлеб, но зато у меня с души упал огромный камень.
Мне было нечего терять, и я жаждал приключений. К счастью, я боялся скуки, но не боялся вкалывать. К концу недели у меня уже было три работы: рано утром я развозил выпечку, днем продавал страховки, а вечером отправлялся на смену в ночной клуб вышибалой. Я работал больше и спал меньше, чем во времена стройки, но так изголодался по новому жизненному опыту, что мне было наплевать. Кроме того, по сравнению со стройкой все прочее – фруктовый кексик с ванильным кремом.
КОГДА Я СОШЕЛ С ДОРОГИ, КОТОРАЯ МНЕ НЕ ПОДХОДИЛА, ЖИЗНЬ НАЧАЛА ВОЛНОВАТЬ И РАДОВАТЬ.
И самым важным в те первые недели было осознание, что мои внутренние стены начали рушиться. Когда я сошел с дороги, которая мне не подходила, жизнь начала волновать и радовать. На место страха и скованности явилась дрожь предвкушения от новых возможностей. Я знал, что не собираюсь посвятить себя доставке еды или страховке до конца дней. Нельзя сказать, что я внезапно обрел призвание. Но я обрел нечто намного большее – я осознал, что могу заняться чем угодно.
Конечно, на то, чтобы сокрушить эти стены окончательно, ушел не один год. Один большой прорыв может изменить твой мир, но не изменит чудесным образом всю жизнь в одночасье. Даже если вы родом не из Ист-Энда, все равно для сноса внутренних стен вам понадобится опыт и много терпения.
Пробей стену
Это касается не только меня и моего воспитания: нас всех постоянно учат не делать того и этого. Любой малыш слышит «нет» в среднем четыреста раз на день. С самого раннего детства нам непрерывно внушают: не высовывайся, будь как все, не отбивайся от стада. Не взбирайся слишком высоко, не заплывай далеко, не скачи слишком быстро. А хуже всего указание «не глупи!». Каждый ребенок, хотя никто не объяснял ему прямо, знает, что спросить можно один раз, ну ладно, дважды, но если ты и тогда ничего не понял, лучше притворись, что до тебя дошло. Не рискуй выглядеть глупым. Никогда.