Агентство потерянных душ
Шрифт:
На программе реабилитации, длившейся полгода и проходившей в частном пансионате, мне вычистили организм от накопившихся шлаков, напичкали его витаминами и минеральными веществами, рассказали о важности честности, осмотрительности и здорового образа жизни, после чего выпустили обратно.
Первое время после этого наша работа как Проводника и подопечного шла нормально, и, казалось, так будет продолжаться вечно! Но однажды вечером, совершенно неожиданно, меня скрутило так, что я не мог ни кричать от боли, ни распрямиться, ни слова сказать. Приехавший врач вызвал скорую, которая с мигалками и нарушениями правил дорожного движения отвезла меня в
Истина застала меня врасплох: моё тело было так истерзано травкой и алкоголем, которые лет десять были моими постоянными спутниками в гастролях, что кишечник, поджелудочная, кровеносные сосуды и другие органы оказались повреждены без возможности восстановления. А это значило, что никакие операции или здоровый образ жизни не помогут мне восстановить здоровье. Мне оставалось медленно умирать, всё чаще и чаще испытывая приступы боли и госпитализации.
Для меня это был удар, и дело было не только в том, что впереди замаячила неизбежная и, возможно, мучительная смерть. Теперь я считался неизлечимо больным, а, согласно правилам спиритионики, Проводникам было запрещено работать с такой категорией людей, как неизлечимо больные. Ты не могла больше вести меня за собой.
И твой образ потускнел... То, за что я принимал свою любовь и уважение к тебе, было наполовину лишь эгоистичным желанием получить бесплатные услуги Проводника по знакомству.
Помню, когда в головной организации мне отказали в дальнейшей помощи Проводника — любого проводника, — я как сомнамбула вышел на улицу и остановился перед выходом. Мой путь в спиритионике закончился, мои отношения с участниками бывшей рок-группы были разрушены, и что дальше?
Направо от меня на другой стороне улицы была дверь в книжный магазин, налево — дверь в бар. И я пошел налево. И напился впервые за пять лет.
Наши отношения с тобой ухудшились — нет, мы не ругались, не кидались предметами посуды, не лили слёз. Над семьёй, подобно тяжёлой туче. повисло безразличие. Мне было неинтересно сходить с бывшей любимой женщиной в кино, мы больше не сидели в кафе тёплым вечером и не смотрели друг на друга с улыбкой... Я приходил домой, дежурно целовал свою ранее ненаглядную Виолу и читал газеты. Меня практически не было.
Затем твоя практика в Германии кончилась, и мы с тобой переехали в Россию, в город, в котором сидим сейчас в кафе. По необъяснимым для меня причинам проблем с переездом и гражданством у меня не возникло, хотя в те годы иностранцев из капиталистических стран не очень-то жаловали в Союзе. Мы жили на твоей квартире, зарабатываемых тобой денег хватало на нас двоих, и работала ты в этом же самом здании... Странно, да? И я так и не понял — продолжала ты работать Проводником или нет. Мне уже не хотелось узнавать. Мы уже не были близки.
Я устроился работать дворником, поскольку для других работ русский знал ещё маловато. Днём очищал от снега несколько дворов, а затем... Я наткнулся на объявление.
У приверженцев спиритионики существовали конкуренты. Называли они себя по всему миру Новой спиритионикой и отличались тем, что считали, что развили спиритионику до небывалых доселе высот, а потому с методиками её основателя можно было не считаться.
Новые спиритионики, формально говоря, были вне закона: они использовали торговые марки и знаки спиритионики, хотя права на то не имели. По ценам "Новые" демпинговали — в то время когда официальная спиритионика вкладывала огромное количество зарабатываемых средств в распространение книг и гуманитарные программы,
Официальную спиритионику "Новые" не любили — они называли её сектой и распускали слухи, что спиритионики этого движения занимаются не освобождением людей от телесных пут, а зарабатыванием денег (собственно, именно в том, что делали сами). Для приверженцев же официальной спиритионики связаться с "Новыми" было словно как вываляться в грязи.
Было так всегда и для меня. Однако сейчас Новая спиритионика (а именно объявление об услугах Проводников этой группы я встретил на доске объявлений) заиграла для меня яркими красками: правила о запрете процедур для неизлечимо больных у них не было.
Я тайком от тебя скопил немного денег и пришёл на приём к Проводнику Новых. Потом ещё на один и ещё на один... Пока не понял, что самой большой проблемой Новых спиритиоников было не то, что они паразиты, а то, что они, собственно говоря, недоучки. Терапия в группе Новых не дала мне ничего: запрет на работу с неизлечимыми оказался не пустым звуком.
Однако у Проводника Новых была другая сторона личности. Её звали Мариной, она была красивой, и она хотела насолить Проводникам официальной группы тем, что уведёт у одной из них мужа.
Мужем был, конечно, я. И ей практически не потребовалось усилий: глубоко внутри я настолько отвратительно себя чувствовал и настолько презирал свою нынешнюю жизнь, что был лишь рад разорвать последнюю ниточку в наших отношениях: пусть и эфемерную, пусть и сугубо официальную, но верность своей супруге.
Домой я в ту ночь не пришёл. Я провёл эту ночь у Марины. Но я не пришёл к Марине в следующую ночь. Я написал тебе короткую записку о том, что наши отношения закончены, купил билет и уехал в Германию.
Не описать, каким предателем я себя чувствовал. Я нашёл в себе силы воссоединиться с ребятами из моей старой группы, и они, памятуя о старой дружбе, нашли мне местечко в одном пабе, где я каждый вечер отрабатывал своё питание и проживание, продолжая играть на бас-гитаре.
Однажды я написал тебе, где я и как живу, но ответа уже не получил.
И так продолжалось пять лет, пока однажды...
Пока однажды в бар не зашёл почтальон и не передал мне письмо, в котором сообщалось, что ты погибла под колёсами машины. Я оставался твоим официальным мужем и твои родственники снизошли до того, чтобы отправить мне приглашение на твои похороны.
Я думал, что я забыл тебя, а в сердце моём пусто, но только сейчас понял, какую пружину эмоций я сжимал внутри, не давая ей освободиться... Я сидел и полчаса рыдал над этим письмом, как мальчишка. А затем купил билет и в тот же вечер вылетел в СССР.
На похоронах меня почти никто не помнил, и я держался в сторонке. Да и не хотел я говорить ни с кем из твоих родственников. Хоронили тебя по православному обычаю, и я думаю, что это была не твоя инициатива, а, скорее, твоих родителей.
Гроб занесли в небольшую часовенку при кладбище. Полутёмное помещение всё пропахло свечами и маслом. Твои родные со скорбными лицами и слезами на лице стояли вокруг гроба с открытой крышкой, в котором лежала ты... твоё тело. Поп что-то говорил про твоё путешествие в новую жизнь, пропел несколько псалмов, проинструктировал родственников о правильном поминовении покойника, но я его не слушал. Я смотрел на тебя и не мог поверить, что в гробу лежишь ты, а не я. Там должен был лежать я, обязан был быть я! Не ты!