Агентство потерянных душ
Шрифт:
– Тогда надо отослать в прошлое как можно больше нас таких хороших!
– Каких хороших, например, - как Паблито?
Цесса осеклась и помолчала.
– Он хороший, - наконец, сказала она.
– Он хороший, - кивнул ей в ответ Гарант, - На самом деле, все хорошие. Но отправлю я тебя одну, Ищущая.
– Что надо делать, учитель? Надо поторопиться, пока я... Ещё как-то не изменилась. Да и сумею ли я скользнуть в прошлое?
– Чтобы сделать что-то тяп-ляп, как мы и собираемся, к сожалению, особо уметь что-то не нужно. Мы вообще об этом ничего не знаем. Единственное, что надо, это попасть в Пузырь и выкинуть тебя оттуда.
–
– Сделай трансфер на автоматическую баржу из пузыря. И всё.
– Тогда прощай, учитель...
– Стой!
Гарант подбежал к Цессе и обнял её.
– Прощай, Принцесса...
– прошептал он, - Я хочу... Хочу на мгновение закрыть глаза, а открыть их в новом, лучшем мире.
Ищущая обняла учителя, постояла несколько секунд, прогоняя жизнь, летящую перед её глазами, вздохнула, и... исчезла.
Через мгновение трансфер пошёл.
И теперь Маша, сидящая за меморизатором, поняла, во что она влипла в этот момент. Она хотела вскочить с кресла меморизатора, оторвав руки от пластин, но не успела.
И тогда на Машу обрушилась боль.
И тогда Маша сделала единственное, что ещё могла сделать - заверещала тонким тонким голосом, непохожим на человеческий, и забилась в кресле подобно пойманной птице со сломанным крылом.
И она всё видела - всё, что видела Цесса. А Цесса удивилась - ранее трансфер всегда был мгновенным, а теперь внутрь пузыря мгновенно пройти не получилось. И трансфер этот был не только через пространство, а и через время. И пока Цесса в носителе атом за атомом перемещалась через стенку пузыря, она увидела всё, что случилось с её вселенной и с Леттуа Гири после того, как она её покинула.
Через четыре дня накалившаяся остановка привела к тому, что человеческое общество, что полагало себя общим и неделимым, разбилось на мириады осколков-индивидуальностей, которые знать друг друга не знали и знать не хотели.
Через шесть дней осколки не поделили что-то окончательно, и над миром взметнулись красивые радуги взрывов плазменных бомб - радуги, которые выметали из солнечных систем целые горсти планет.
Через одиннадцать дней победители настолько потеряли в разумности, что перешли черту осознанного контроля носителей. Цесса и Маша, скованные ужасом - они получали не только видеовпечатления, а и все остальные восприятия происходящего, - увидели города и поля, где на улицах и ухоженных газонах копошились белые черви человеческих бионосителей. Бионосители в порванной одежде или вовсе без одежды ползали по мостовых, бессмысленно шарили руками по траве, пытались жевать что-то, попавшее в рот - щепочки, траву, пальцы и части одежды других людей... Их глаза - ясные, но бессмысленные, как у новорождённого, беспомощно блуждали по сторонам и не могли ни на чём сосредоточиться. Из тысяч ртов извергались булькающие отрывистые звуки, сливавшиеся в наводящий дрожь шум.
Через четырнадцать дней все человеческие носители, существовавшие во вселенной, были мертвы. Вокруг оставалась лишь природа и пустые индустриальные пейзажи.
Через сорок пять дней природа увяла и почернела, начав превращаться в прах: жизнь потеряла в интеллекте и способности контролировать материальную вселенную настолько, что не смогла более поддерживать функционирование жучков, червячков, ёлочек и травинок.
Через девяносто восемь дней... Жизнь продолжала падать и пересекла черту, когда она... Здесь и Цесса, и Маша узнали одну очень интересную особенность: жизнь, пока жива, постоянно, каждое мгновение
В этот момент через девяносто восемь дней вселенную выключили. Как телевизор.
И в этот момент Цесса узнала, что самая большая боль, которую невозможно даже представить - это боль пустоты. И от неё нельзя потерять сознание, потому что вы уже без сознания. И от неё нельзя умереть, потому что вы уже умерли. Её можно только пропускать через себя и терпеть - теперь уже вечно...
И несколько мгновений этой боли почти свело Цессу с ума. Её спасло только то, что она очутилась на барже, направляющейся прочь из пузыря. Через мгновение бионоситель Цессы разлетелся на элементарные частицы, а сама она исчезла из Леттуа Гири и затерялась где-то в глубине древних времён.
А Маша выпала из кресла меморизатора и без чувств упала на холодный бетонный пол.
Нашедший Машу через два часа Гектор вытащил её на руках из ангара с меморизатором и бегом потащил в медотсек. Маша была в коме.
Глава 8: Вильгельм Гордон
Маша пришла в себя, и поначалу ей показалось, что она снова лежит на покрытой испражнениями кушетке, а рядом с ней стоит Квинт и, улыбаясь, вонзает ей под ногти иголки.
Маша дёрнулась, засипела, заёрзала на кушетке, и реальность потихоньку просочилась в её сознание. Она открыла глаза (как она уже думала несколько секунд назад, открытые) и сощурившись, увидела вокруг себя сверкающую белизной больничную палату, изобилующую бесшумными или тихонько пикающими приборами, висящими на стенах. Сама Маша действительно лежала на кушетке, а из её локтевых сгибов, рта и носа выходили тонкие прозрачные трубочки.
Маша мгновенно закашлялась и судорожными движениями вытащила трубки, чуть не захлебнувшись. Какие-то приборы противно запищали, и в палату зашла медсестра.
– О, девочка моя, проснулась, - с улыбкой заключила она и поднесла губы к небольшой рации:
– Владимир Галактионович, Бастарчук проснулась.
Медсестра подошла к кушетке и удержала Машу от того, чтобы вскочить.
– Погоди немного, не вставай. Мышцы ослабли, потребуется немного массажа и внешней помощи. Доктор сейчас придёт.
Маша попыталась что-то сказать, но голос ей изменил: язык ворочался во рту как неродной.
Дверь палаты распахнулась, но вошёл не доктор, а возбуждённый Гектор.
– Кэри, позвольте, я сам помогу ей, пока не пришёл врач.
– Да на здоровье, - улыбнулась медсестра и удалилась.
Гектор осторожно, как стеклянную, приподнял Машу и поцеловал её в бледную щёку.
– Наконец-то ты с нами, родная.
Маша приложилась щекой к его небритой щеке и прошептала:
– Да, видно, знатно я вчера покуролесила...
– Вчера? Звезда моя, какое там вчера, посмотри на себя. Ты здесь уже четыре месяца лежишь!
Маша осознала сказанное Гектором и застонала.
– Гек... Это Леттуа Гири... Если бы я знала...
– Потом всё расскажешь, Виола... Маша. Ты в медсекторе Лунного БИМПа, тебе нужно...
Но в этот момент в палату вошёл Владимир Галактионович и отобрал Машу у Гектора. И пока Машу нещадно мял, возвращая к жизни затёкшие члены, Карлос Альпеджио, она восстанавливала в памяти то, что видела, будучи Цессой, и думала, что со всем этим ей теперь делать.